Калики заснули, в удивлении. И стали им сны сниться. Снится одному калику, будто черти в чреве его угомонились, наконец, скромно себя ведут, ниже травы, тише воды. Другому видится, что ноги его безудержные вдруг хозяину своему прекословить раздумали. Он теперь что хочет, то и делает, — хочет, пляшет, хочет, сиднем сидит, вольный, как ветер, сам себе барин. Калику, что слёзы лил, снится, что высохли глаза его, весь мир красками расписными теперь перед ним блестит. Смотрит он вокруг, радуется. А калику, у которого на душе зубы острые лязгают, грезится, что нет никаких зубов-то, будто и не было никогда. Спокойная и гладкая теперь у него душа.
Спят калики, сны пригожие видят. Не нарадуются.
То ли шум, то ли треск или стук какой неведомый разбудил одного калика. Глаза он открыл, детей спящих старолицых перед собой видит, сколько спал, вспомнить силится. Тут припомнил он свой сон волшебный. Рукой за душу, хвать! Да отдёрнул сразу, чуть не закричал. На душе зубы, один другого острей, растут, как и прежде. Сон это только был, а явь совсем другая.
Оттолкнул калик детей уродливых от себя, с лежанки было встать хотел, а чуть пол не поцеловал — в ногах его совсем сил не оказалось. Обессилил-то во время сна долгого, вот так-то. Все ж разогнул кое-как суставы свои, да на полусогнутых пошёл из дома на двор. Только идти ему, ух, как тяжело. Ноги свинцовые будто, в глазах темно, на груди что камни пудовые лежат — еле дышит. Идёт калик, спотыкнуться боится, а то не подымится вовсе. Хочет закричать, попутчиков своих разбудить — в горле дыхание спёрло, слова расплющило.
Уже со двора калик вышел, по улице безлюдной шкандыбает, к тем домам дорогу ведет, где други его, братья по дороге, спят, как видит калик опять детей тех, что в доме одних на лежанке оставил. Пробудились дети с лицами морщинистыми, погнались за каликом, хватают его убогого за одежду, назад в дом возвратить стараются. Он отбиваться было, да куда там, сил-то совсем нет у него. А дети облепили калика, да назад ведут, к лежанке толкают. Обессилил калик, упал на ложе своё недавно покинутое, слышит, как вновь сон к нему подступает, и опять чудится, что на душе у него ни одного зуба нет, улыбается он во сне, хорошо ему опять делается, обо всё на свете забывает.
К той деревне, где калики спят сном беспробудным, подходит Дева. Вот уже по улочке деревенской идёт она, по сторонам озирается. По сторонам озирается, да под ноги смотрит, слова-осколки разглядеть хочет, чтобы узнать по ним, где, в каких домах калики лежат, сны смотрят. Видит Дева, след-нить из осколков по траве вьётся, ко двору одному ведёт. Идёт по нему. Во двор заходит, потом в дом, в доме в комнате передней спящего калика видит, а вокруг дети. Толкает Дева его, разбудить желает, к жизни вернуть, а он только слово брякнул какое-то, на другой бок перекатился и, ну, дальше спать — сны видеть. Ничего Дева с ним поделать не может.