Вышла дева на улицу, по другому следу из слов-осколков пошла, в другом доме другого калика нашла, но и его добудиться не смогла. Потом ещё в одном доме, и ещё в одном, побывала, только без пользы, без толку все её старания были. Спят калики, будто убитые. Тут Деве саму себя жалко стало, — столько дорог лукавых прошла, пыли хищной наглоталась, за каликами шла, нагнать их старалась, слова-осколки колючие в ладони собирала, а всё зря вышло, — знай себе спят калики, просыпаться не думают. Покатились из глаз Девы слёзы, большие и тёплые. Сидит посреди деревни, ревёт.
От слёз её скоро лужа набежала, и вспомнила Дева, как от слёз её сестра родная зачала, дай думаю, соберу я слёзы свои в ладони, да каликов спящих ими окроплю, вдруг чудодейственная сила слёз моих горьких и тут себя покажет. Наклонилась, Дева, к луже, ладонями слёзы черпает.
Ходит Дева, от дома к дому, на каликов слезами брызгает. Глядит, и вправду в слезах её сила неведомая заключается — ворочаются калики, от снов своих вязких отбрыкиваются, глаза руками трут, просыпаются. А если на детей старолицых слёзы её капают, то шипят дети те, морщатся, под столы и лавки забиваются, грозят оттуда голосами неровными.
Совсем проснулись калики, снов своих оковы сбросили, выходят из домов на ногах нетвёрдых, шатаются, на серёдке улицы встречаются, словами блюют, дивятся, как стать такое могло, что заснули они, сами того не желая. Тут подходит к ним Дева, рассматривает убогих, тех за кем столько дней и ночей путь держала, из-за кого ноги об дорогу заковыристую в кровь била. «Вот и встретила я вас, обездоленных, знаю о вас многое, как родные вы мне стали, хоть и не видала никогда ранее, зато слова ваши мне знакомы, по тем словам-следам и шла я за вами». Удивились ещё больше калики, бородами веют, языками ропщут, глаза на неё выкатывают. А Дева говорит им дальше: «Имени моего не спрашивайте, утонуло оно в речке быстрой и глубокой, скажу вам только зачем искала-догоняла вас, — просто одна я на белом свете, и хоть есть дом у меня, но нет мне туда дороги, а когда я слова ваши разбитые услыхала, да всю правду о вас узнала, стали милы вы мне, как никто другой, ибо такие же вы страдальцы и скитальцы, как и я, оттого решила вас найти, чтобы вместе странствовать мы стали». Замолчали калики, на Деву глядят, только морщины их на лицах ходуном ходят. А Дева ещё говорит: «Про деревню эту, где дети-баюны старолицые заместо хозяев, слыхала я, — люди сказывали, мол, живут тут дети, что на белый свет народиться не смогли, а лица у них старые, оттого что молодость мимолётна, а старость вечна, нерождённые они, потому не было у них молодости. Ещё люди говаривали, что дети эти снами чужими питаются, — путников беспечных заманивают в деревню свою, убаюкивают, пока спит человек, все силы и соки его сосут-выцеживают, так на веки вечные засыпают несчастные. Получается, всё равно, что от смерти верной и коварной я вас спасла». Ужаснулись калики, по сторонам опасливо зыркают, детей увидеть страшаться. Хоть сил почти ни у кого не осталось, ноги гнутся под худыми телами — пошли быстро к лесу, пока целы. И Дева с ними.