Одной ночью к стогу, на котором Кликун лежал, на звёзды дивился, с огницами шептался, подошёл муж-из-колодца.
— Эй, спустись-ка, потолкуем с тобой.
Когда Кликун спрыгнул на землю, муж-из-колодца завёл разговор:
— Думаешь, я там, в колодце как оказался? Я ж раньше как все был — сеял, пахал, хмельным по дорогам валялся. А потом тоска меня взяла, хоть в колодец лезь. Вот и полез. Сижу с тех пор.
— А тоска?
— Тоска наверху меня караулит. Только из колодца выйду — она тут как тут, в глаза заглядывает. Вот я и думаю, как тоску во всём мире извести?
— Трудную ты задачу себе удумал. Пока ты там, в колодце своем хоронишься, жёнка детей ваших в землицу закапывает, жизни лишает.
— А и пусть, не жизнь здесь, среди людей, мука только. Лучше деревом быть. Говорю тебе — тоска. Я пока в колодце сидел, всё представить тужился, откуда она берётся, тоска эта. Думаю — она ведь родится где-то, а значит, есть у неё отец и мать. Мать, стало быть, это земля — ведь под землёй её нету, тоски-то, я точно знаю, день-деньской в колодце сижу, а её нет. Сверху поджидает. Я когда как все был, только выйду в поле пахать, а тут тоска, и так за душу возьмёт, волком завыть можно. Оттого-то мы, крестьяне, самый горемычный народ — тоска нам всего ближе.
— Ну, а отец-то хто?
— Погодь ты, счас скажу — отец тот генерал, что во дворце сидит да нами повелевает. Он команды свои паскудные отдаёт, от тех команд земля тяжёлою делается и родит тоску, а крестьянин землицу-то мять-пахать начинает, тоску из неё сердешной выворачивает, и оттого ему жить худо.
— А как тоску победить-то хочешь?
— А-а. Тут смётка нужна. Я так надумал — без отца-то мать родить не сможет, если отца-генерала извести некому будет тоску зачинать.
— А вдруг от кого другого тоску уродит?
— Вот! И я также кумекал, вдруг — думаю — окромя генерала другой такой прыткий сыщется, что тогда делать. А вот что, — надо так дело поставить, чтобы земля-матушка тока от крестьянина зачать могла. Во. Он ей властелин быть должён. А чтоб от крестьянина погань какая уродилась, так того быть не может.
Муж-из-колодца почмокал губами, как бы оценивая всё им сказанное, а потом продолжил:
— Ты это правильно сделал, что Мироеда сгноил. Так ему, кровососальнику, и надо, да только не в Мироеде дело, не он враг наш первостатейный. Генерал, тот во сто крат злобней будет. Вот кого извести если — мужикам благодать навеки.
— Да где ж он, генерал? Где хоронится?
— В городе вестимо. Да только до города самого ходить нужды не будет, народ сказывает, — скоро он сам сюда пожалует, чтоб мужиков урезонить, по порядкам мироедовским вновь жить заставить. Так что знай, как встретишь его — он есть наш враг самый лютый.