—
А ваш муж, Полина Дмитриевна, был солдат или офицер? — Сергей поставил на стол
недопитую чашку крепкого чая.
—
Солдат он был, деточка Серёженька, солдат простой, «гвардии рядовой»! В первый
день войны на фронт ушёл, всю войну ни царапинки не получил, а перед самой
Победой, в конце апреля тысяча девятьсот сорок пятого года, на мине взорвался!
Под самым городом Берлином! А мужем он мне стать не успел, деточка, Васенька-то
мой! У нас как раз свадебка двадцать первого июня состоялась, всю ночь мы с
Васенькой с гостями гуляли, песни пели… А наутро уже и войну объявили, и
Васенька мой в военкомат побежал, да так оттуда лишь за вещами, на пять минут,
и вернулся! Поцеловал меня и говорит: «Не тужи, Поля, мы быстро немца разобьём,
я вернусь и свадьбу догуляем! Жди меня верно!» Ну вот я и жду с тех пор… Только
уже не его ко мне, а когда меня к нему призовут, к Васеньке моему! Теперь уж
совсем скоро свидимся! Да ты не плачь, Дашенька, детонька моя! Ну, прости глупую
бабку, что тебя, деточку мою, расстроила!
—
Я.. я ничего! — всхлипнула в ответ Даша.
—
А хочешь, детонька, я тебя развеселю? Хочешь, расскажу, как мамоньку мою,
Александру Григорьевну замуж выдали? — улыбнулась старушка. — Чудо как занятная
история!
—
Рас… расскажите, п-пожалуйста! — успокаиваясь, проговорила девушка, отирая
слёзы уголком своего нового шарфика.
—
Ну, послушайте, детки, про старые времена, такого уже никогда больше в России
не будет!
Мамонька
моя, Александра Григорьевна, одна тысяча восемьсот девяносто второго года
рождения, была уроженкой города Курска, как и родители её, дедушка и бабушка
мои, Григорий Карпович и Марфа Степановна. Мамонька была старшею сестрою из
двух дочерей своих родителей, младшую, родившуюся шестью годами позже мамоньки,
девочку, назвали Клавдией. Когда мамочке моей в одна тысяча девятьсот шестом
году исполнилось четырнадцать годков, её мама — бабушка моя, Марфа Степановна —
почила в Господе, из-за лёгочной болезни. Дедушка мой, известный в Курске
столяр-краснодеревщик, схоронив супружницу, переехал с дочками в город
Владикавказ, то ли из боязни за здоровье дочек, то ли от переживаний по
возлюбленной супруге своей. Однако, не прожив полных трёх лет в городе
Владикавказе, он и сам сильно простудился и, пролежав две недели в горячке,
отошёл ко Господу и к дражайшей супружнице. Осталась мамонька моя в семнадцать
лет круглой сиротою, имея на руках одиннадцатилетнюю сестрёнку. Как ей жить
дальше и представить себе не могла! Лишь молилась Пречистой Матери Божьей, о Ея
всемилостивой помощи!