Впрочем, все это происходило без меня. Я безвылазно сидел в Магнитогорске — переводил свое производство на военные рельсы и вызвал туда инженеров и цеховых мастеров со всех казенных стрелковых и артиллерийских заводов от Тулы и Сестрорецка до Мотовилихи.
К началу июля мы полностью закончили накопление мобилизационных запасов для развертывания пятимиллионной армии. А недостаток некоторых видов нового вооружения в регулярных частях, составлявший от тридцати до сорока процентов, являлся всего лишь элементом нашего плана дезинформации. На самом деле это вооружение было изготовлено, но находилось на мобилизационных складах, и войска должны были получить его самое позднее через пять-шесть дней после объявления мобилизации. Так что сейчас у нас сложилась уникальная ситуация, при которой мы могли пойти на кратковременное снижение и даже полное прекращение производства вооружения и боеприпасов в целях ускоренной перенастройки производственного цикла на военный лад. Потому-то я и вызвал на свои заводы, уже полным ходом переводящие производство на военные рельсы, представителей казенных оружейных заводов, чтобы они, посмотрев весь процесс, сумели достаточно быстро повторить его у себя.
В это время Кац метался по Транссибу и югу страны, организуя массовые закупки шерсти, овчины, скота и кожи у кочевников, как российских подданных, так и жителей новообразованных государств — Восточного Туркестана, Монголии и Маньчжурии (ну да недаром туда железные дороги тянули), а также прилегающих к ним районов Китая. Все это копилось в полевых складах, ожидая окончания мобилизации и снижения загрузки железных дорог, после чего гигантские запасы шерсти, овчины и кожи, зерна с моих забитых под завязку элеваторов, мороженого мяса из моих холодильников и иного сырья должны были начать величественное, сродни горной лавине, движение в сторону Архангельска и Романова-на-Мур-мане, чтобы там заполнить трюмы сотен заранее переброшенных с Балтики и Черного моря судов и отправиться к английским и французским портам. С началом войны цены на все сырье резко взлетели — я надеялся не только очень неплохо заработать на этих поставках, но еще и придать могучий импульс развития обеим северным портам и вообще кораблестроению в том регионе.
В Санкт-Петербург я вернулся 19 августа. А на следующий день наши конные корпуса перешли-таки границу Германии. Ну да к тому моменту вопли французских союзников по поводу того, что Россия бросила их на произвол судьбы и пренебрегает союзническим долгом, достигли такого уровня, что их, казалось, можно было услышать и на Луне. Но в этот раз, в отличие от той истории, что здесь знал только я, мы не стали очертя голову бросаться спасать союзников, а сначала прилично подготовились, причем не только к разовому наступлению, но и вообще к войне.