— Вот как?
— И ты можешь составить ему компанию. Ты ведь знаешь его, он не любит путешествовать в одиночку.
— Я не поеду в Кируну, — оборвала ее Ребекка.
— Я уверена, что ты хочешь. Но почему ты отказываешься?
— Я не знаю, я…
— Что же такое может произойти в самом худшем случае, я имею в виду, если вдруг там кто-нибудь узнает, кто ты такая? Разве тебе не интересно снова побывать в доме своей бабушки?
Ребекка стиснула зубы.
«Я не могу поехать туда, и все», — подумала она.
Мария ответила, словно читая ее мысли:
— И все-таки я попрошу Торстена поговорить с тобой. Если у тебя под кроватью прячутся призраки, лучше всего заглянуть туда с фонариком в руке.
Тем временем на каменной террасе особняка начались танцы. Из динамиков загремели песни «АББА» и Никласа Стрёмстедта. Из открытых окон кухни доносился звон фарфора и шум воды, которой ополаскивали тарелки, прежде чем отправить их в посудомоечную машину. Загорелись подвешенные на деревьях фонари. Возле бара на свежем воздухе толпился народ. Красное закатное солнце над водой опускалось все ниже.
Ребекка пошла прогуляться по каменной набережной. Потанцевав с хозяином праздника, она решила улизнуть и теперь спускалась к воде, с каждым шагом все глубже погружаясь в темноту.
«Все идет хорошо, — думала она. — Лучшего и желать нельзя».
Она присела на деревянную скамейку, слушая, как плещут волны о каменный пирс. В нос ей ударил затхлый запах водорослей, морской соли и дизельного топлива. В черной воде отражался свет фонаря.
Монс подходил к ней еще до того, как все сели за стол.
— Как дела, Мартинссон? — поинтересовался он.
«И что я должна ответить?» — спросила она себя.
Эта его улыбка с волчьим оскалом и привычка обращаться к ней по фамилии служили чем-то вроде запрещающего знака: «От слез и тому подобных сердечных излияний просьба воздержаться!»
И вот она, подняв голову и подтянувшись, принялась рассказывать ему, как обрабатывала льняным маслом окна на даче Торстена. После Кируны всем казалось, что Монс заботится о девушке. Однако он перестал общаться с ней после того, как она оставила работу.
«Теперь я стала здесь никем», — думала Ребекка.
Она услышала, как кто-то идет к ней по гравийной дорожке, и подняла глаза. Лица приближающегося она не видела, но по писклявому голосу узнала новую сотрудницу Петру.
— Эй, Ребекка! — окликнула ее блондинка, как старую знакомую.
Она остановилась слишком близко. Ребекка подавила в себе инстинктивное желание подняться, оттолкнуть Петру и скрыться. Но делать это, конечно, не следовало, и Ребекка осталась сидеть, закинув ногу на ногу. Именно недовольное подергивание ног и выдавало сейчас ее желание убежать подальше.