Купец молчал, с ужасом глядя на холодного и спокойного, как смерть, человека, от которого зависела жизнь и смерть его и семьи, потом судорожно сглотнул и сказал:
- Умоляю - не трогайте семью! Я всё отдам, меня убьёте - их, не трогайте, пожалуйста!
Влад мотнул головой, отрицая его слова, и приказал:
- Отвяжите. В печь его! А как сгорит - поезжайте и убейте всю его семью! Всех, до последнего человека!
Стражники, с ужасом косясь на страшного монстра-фельдмаршала, развязали ремни и стащили купца с седла.
Он был наполовину сед - за минуту поседел и превратился из сорокалетнего цветущего человека в старика, с болтающейся головой и трясущимися руками. На его штанах расплылось пятно - он обмочился. Пока его тащили к устью печи, он всё время умоляюще бормотал:
- Жену, детей не трогайте, ради всего святого, умоляю!
Стражник распахнул устье печи, а двое других, крепко взяв арестованного за руки, качнулись, намереваясь вбросить его в печь, но Влад громко сказал:
- Стойте! Ведите его ко мне!
Стражники облегчённо выдохнули, подхватили пленника под руки и поволокли к фельдмаршалу.
Влад, как казалось со стороны, стал внимательно смотреть в глаза предателю, и это продолжалось секунд двадцать, ничего не происходило - купец бессмысленно смотрел на своего судью и палача в одном лице, а тот на свою жертву.
Затем лекарь тяжело произнёс:
- Я даю тебе шанс. Последний. Ты оставишь все свои дела, и в первую очередь будешь делать то, что нужно для нашего общего дела. Если ты узнаешь и заметишь, что кто-то так же как ты раньше, занимается саботажем - доложишь или мне, или госпоже Амалии. По приезду домой ты достанешь и отвезёшь миллион монет, сдав их Казначею, объяснив, что это штраф за твои неправильные действия. Всё, свободен! Дайте ему коня и пусть скачет домой, выполнять!
Купец, молча забрался на подведённого коня и не прощаясь, с места галопом, помчался в сторону городских ворот, а Влад, найдя взглядом побледневшего литейщика, с кривой полуулыбкой сказал:
- Теперь у вас будет всё в порядке - будут повозки, будет металл.
Лекарь подошёл к своему коню и одним движением влетел в седло.
- Запомните, мне через полтора месяца нужно тридцать, а через два - сорок! И ещё - узнаю, кто саботирует - не пощажу!
Он пустил коня в галоп и поскакал к крепости, оставляя позади онемевшую от увиденного зрелища толпу мастеровых и стражников.
На душе у него было препогано - этот спектакль был нужен для того, чтобы нагнать жути на тех, кто собирается волынить, уклоняясь от работ, или саботировать по идейным соображениям. Теперь слух о происшедшем разойдётся по всему городу, его приукрасят и будут рассказывать, как этот мерзкий паук, этот жесткосердный военачальник спалил в печи десять купцов и забил насмерть все их семьи. Такие ужасы должны отрезвляюще подействовать на скрытых врагов. Купца он перековал - за те двадцать секунд, что смотрел ему в глаза - теперь тот был и душой и телом предан фельдмаршалу...