Мужик сглотнул слюну, вытер руки о штаны.
– Потому что не может быть такого у белорусов! Потому что они наши братья, без старших и младших, и мы их знаем! Знаем, ты понял!!!
Он поплыл. Это он проглотил, все, ломается. Значит, жмем дальше. И я продолжил почти шепотом, очень доверительно:
– Видишь, я говорю пря-амо… Честно, в лоб. И мы это дело проверим, да? Если все остальные думают то же самое, что и ты, мы скажем «гудбай» – и на этом аллес. Приезжайте просить помощи, как только поумнеете и поймете, куда вы попали. А проверим мы так. Сейчас к тебе пройдет один наш человек. Всего один. Вот он, – я показал на прапорщика. – Все очень просто. Ты соберешь людей, он будет молчать. Ты покажешь ему протокол собрания, где все демократично. Он зачитает людям резюмирующую часть и просто спросит: «Это так?» И все! Ты меня понял? Вот и хорошо. А теперь отвечай.
– Мне нужно пять минут.
– Хорошо, ждем. Ты же не фокусник? Ты же не будешь ждать спецназа на танке?
Он вернулся через семь. Тихий.
– Мы хотим уйти.
– Сколько вас уйдет?
– Четверо.
– Хорошо. Свободен. Один час тебе уйти без глупостей и без крови, преследовать не будем.
Когда хлыщ скрылся за завалом, я вытащил платок и вытер лицо. Сесть бы надо.
– Прапорщик, остаешься со своими людьми и моими парнями. Гоблин с тобой, берите завал под себя. От «лесников» свяжусь с замком, пошлю сюда Бероева с людьми и Лагутину с медиком.
– Есть!
Я залез в джип, расслабил спину и улыбнулся счастливому Кастету:
– Ну что, Костя… скачи на заставу.
Глава 13
Серега Демченко, командир речных сталкеров, созерцатель и деятель
– Как можно не любить Египет, если ни разу там не был? – удивился Шамиль. Он в Египте был, в Шарме – четыре года назад.
– Не был. Земной шар велик, стран много, времени жизни у меня мало.
– А пирамиды? Ничего, что это чудо света?
– Мало чего найдется более надоедливого, чем эти пирамиды. Мне кажется, я уже каждый камешек там видел, так или иначе мне показанный. Дух? Там сейчас известно какой дух. Так что на пирамиды бум смотреть, когда египтяне диалектически перейдут на новый уровень.
– Значит, все-таки из-за ислама.
– О! Сразу за религию прятаться! Вдумайся, насколько этот твой вопрос-утверждение характерен. Вот зачем вы, представители мусульманских культур, сразу такой «щит» вытаскиваете?
– Как и все.
– То есть, если я не хочу ехать в Польшу, мне предъявят нелюбовь к католической церкви? Да ни в жизнь. Поляки, конечно, предъявят, это завсегда, – но не веру… Глянь-ка.
Два куличка сели неподалеку. Совсем не боятся людей, палкой сшибать можно.
– Так что ничего подобного, ислам тут ни при чем. Ислам казахов и татар – это не ислам египтян и палестинцев. Все зависит от того, как ислам накладывается на матрицу коллективного бессознательного, на устои и культуру народа. Одних двигает вперед по лестнице развития, другие валятся в подвал. Впрочем, так же действует и любая другая религия. Потому что люди и народы разные, единого решения не может быть ни в чем. Ислам отсекает татарина от практики «грабить-резать-убивать»? Да. А чеченца? Вопрос есть… Одни относятся к исламу как к Советчику, а другие – как к Прокладке между собой и Проблемой. Можно вытащить, можно вставить. Но и не это главное, как мне кажется. Главное – «версия» религии. У кого-то она «шесть-ноль», у кого-то – «один-один». Жесткость патристики изменяется с развитием паствы. И пока эти сущности идут с одной скоростью, все хорошо, Египет процветает. Но как только появляются убедительные горлопаны, уговаривающие всех зачем-то вернуться к уровню религии начала Большой Игры, то есть к версии «один-ноль», начинается лажа. Если же эта лажа накладывается на социальные проблемы, то египтяне начинают годами кидаться друг в друга мусорными урнами, надевать их на бошки и бить ими витрины. Запрещать купальники и спиртное, картины и фильмы, книги и Интернет. Приходят радикалы – уходят туристы, инвесторы и нате вам, страна в подвале…