Разбудил меня утром следующего дня стук в дверь.
— Войдите!—крикнул я и в каюту вошёл матрос с кувшином воды и свежим полотенцем из хлопчатой бумаги.
— Пожалуйте умываться. После этого капитан приглашает вас к себе позавтракать.
Воспользовавшись помощью любезного Мусы, а именно так звали матроса, я умыл лицо и руки и поблагодарив его, отправился в капитанские покои.
— Как почивалось?—любезно встретил меня капитан широкой улыбкой.
— Благодарю вас, прекрасно,—начал я,—но как я очутился в своей каюте, помню смутно. Похоже, я вчера перебрал.
Гасан ибн-Камал на это рассмеялся:
— Пустяки. Вино и дым гашиша. Прибавьте сюда качку, к которой вы совершенно не привыкли. А в каюту вашу перенёс вас Муса.
— Мы уже с ним познакомились. Очень приятный молодой человек.
— Прекрасно. В продолжение всего путешествия Муса будет вам прислуживать.
— Спасибо,—ответил я,—Однако мне это как-то не привычно. Я привык обходиться сам.
— Не беспокойтесь ради Бога, благословен Он,—успокоил меня капитан,—Мусе за это платят жалование. Да он и не будет вам мешать. Просто когда вам что-нибудь понадобится, позвоните в колокольчик—вы найдёте его в своей каюте. А теперь—прошу к столу.
Мы кратко обсудили за завтраком вчерашнюю историю о Синдбаде-мореходе и то, что я заснул, не дослушав её до конца, нисколько нам не помешало, ибо Гасан ибн-Камал знал её наизусть, и я тоже когда-то читал её. Потом мы перешли к внешней политике, видам на урожай различных сельскохозяйственных культур и закончили обсуждением одной газели Хафиза, причём Гасан ибн-Камал показал себя прекрасным знатоком средневековой персидско-таджикской поэзии. Затем мы, продолжая беседовать, вышли на палубу и я в первый миг просто онемел от вида водных просторов, окружавших каравеллу со всех сторон. Какой бескрайний простор! Море, море—на сотни миль на Запад, на сотни миль на Восток, на сотни миль на Север и на сотни миль на Юг! Так, по крайней мере, мне показалось в тот момент.
— Потрясающе!..—наконец выдавил я из себя, а капитан только улыбнулся. Ему всё было и так ясно без слов и он оставил меня наедине с морем, и только явившийся пригласить к обеду Муса отвлёк меня от созерцания. Опустошённый совершенно и обновлённый, я вошёл в капитанову каюту и рухнул на свое место. Гасан ибн-Камал прочитал молитву, но я почти ни к чему не притронулся—я был сыт морем по горло, если это устойчивое выражение подходит в данном случае. Я поблагодарил капитана и вернулся в свою каюту, чтобы провести время до ужина в размышлениях над одной не дававшей мне покоя строкой Писания.