В общем, поскольку никакой газетной шумихи не было, то горожане на кухнях, на улицах и в пабах со смехом пересказывали друг другу, как тот самый сержант Брадзинский арестовал кучу невиновного народа и заставил всех сознаться в преступлении, которого никто из них не совершал. И только старый добрый комиссар Жерар наконец-то сумел всё расставить по местам, доказав, что вместо преступления имел место банальный несчастный случай…
Даже мадемуазель Гонкур мы были вынуждены отпустить, потому что месье Бобёрский отказался выдвигать против неё какие-либо обвинения. Хотя фамильное золото он ей, разумеется, не вернул. Но ведь и не подал в суд, несмотря на несомненный факт кражи, а это уже приятно. Хотя и мог бы. И был бы прав!
Так что, несмотря ни на что, сегодня у меня было приподнятое настроение. В десять утра я отправился на вокзал встречать моего друга и напарника, краснокожего вождя Чунгачмунка с двумя орлиными перьями за ухом. Да, да, да! Он всё-таки возвращался на службу в полицию Мокрых Псов. Признаться, никто из нас не ждал его так скоро, а кое-кто даже (не будем называть его имени, хотя это был Флевретти) вообще не верил, что индеец когда-либо вернётся, учитывая, какой крупной шишкой он стал в своём городе. Для него было делом жизни и чести поднять родной Поркс из руин! Хотя про руины, конечно, громко сказано, но на восстановление города там, как ни верти, ушло бы не меньше полугода, а Чунгачмунк вдруг возвращается к нам уже через две недели. Причём без всяких объяснений — зачем и почему, просто поставив нас в известность, что приезжает, и всё. Согласитесь, как-то странно, да?
Я уселся на маленькую деревянную лавочку, расписанную уличными граффити на арабской латыни. От нечего делать позвонил Эльвире, но она была занята. Отправил дежурную эсэмэс, справляясь о здоровье, маме в Полякию, под Кряков, не дождался ответа, и вот уже вдали раздался протяжный гудок подходящего поезда. А через несколько минут я уже искренне обнимал своего верного друга по опасным приключениям. Он заметно похудел, глаза лихорадочно блестели, но в целом выглядел бодро и жизнерадостно.
— Что случилось, храбрый брат мой? Почему ты так скоро вернулся? Неужели подлые враги всё-таки достали Большущего Змея?! — невольно переходя на его манеру речи, спросил я.
— Интриги, Блестящая Бляха, — скорбно ответил индейский вождь, сурово поджав губы. — Они нашли, кого поставить на такое хлебное место. Ты же знаешь порядки, брат, на такой высокой должности никогда не оставят простого индейца. Власти поставили чьего-то родственника, проштрафившегося в столице.