Непримиримость (Хотимский) - страница 139

А он?

А он, пославший их и сам оставшийся в живых, расселся здесь под развесистым вязом и любуется пейзажами?! Блаженствует, прохлаждается?! Передышки захотелось? Там, на позициях, тоже не отказались бы от передышки!

Иосиф Михайлович рывком вскакивает, наскоро отряхивается и оглядывается — вокруг ни души. Пальцы — под ремень и от пряжки в стороны, фуражку — на голову, сумку — на плечо, куртку — пока на руку.

Он тяжело дышит, гневаясь на себя, не прощая себе даже недолгого отдыха — этой неуместной и недопустимой, по его убеждению, слабости. Теперь он широко шагает, торопясь обратно. К своему рабочему месту. На свой пост.

2. МУРАВЬЕВ В КАЗАНИ

Одна из башен казанского кремля, уступчатая, островерхая, напоминала Боровицкую башню кремля москоиского. Но масштабы, конечно, не те… Другая башня казанского кремля, тоже островерхая, белела на голубом фоне безоблачного июньского неба. Жара над городом стояла непробиваемая, в здании штаба фронта на Проломной улице было душно. Михаил Артемьевич расстегнул ворот светлого летнего кителя, вытер чистым платком взмокшую шею и решительно поставил подпись под только что сочинённым первым своим приказом по войскам нового фронта. Уже подписав, все же не удержался и еще раз перечитал, испытывая приятное чувство удовлетворения:

«Объявление войскам. Декретом СНК для борьбы с чехословаками и контрреволюцией учрежден Революционный военный совет, в составе которого я состою главнокомандующим всеми силами, действующими против восставшей контрреволюции. 18 июня я вступил в командование; как всегда, призываю вас, крестьян и рабочих, солдат и матросов, беспощадно бороться за свою власть, которую хотят отнять у вас помещики, капиталисты, чтобы вернуть себе обратно землю и волю, как это они сделали на Украине, в Финляндии, на Кавказе и в Польше. Не скрою своего впечатления, что нет уже у нас больше революционной энергии. Призываю вас всех воспрянуть духом и снова, как один человек, встать на защиту революции, на ее завоевание».

Всего несколько дней тому назад еще томился он и камере ЧК, угнетенный неведением и преисполненный отчаяния. И вот он снова на коне, снова обращается к войскам и не сегодня завтра поведет их в бой, навстречу новым победам.

Однако уроки из происшедшего Михаил Артемьевич для себя извлек. Теперь он будет осторожнее, постарается не конфликтовать с большевиками, поладить с их комиссарами — членами РВС… А ладить с ними, ох, тяжело! Ежедневно, ежечасно приходится сдерживать себя, стискивая зубы, чтобы не грянуть кулаком по разостланным картам, не вызвать верных своих ореликов, дабы схватили этих назойливых опекунов и спорщиков да расстреляли их к чертям собачьим… Нет уж, снова испытать унижение ареста — увольте, хватит, главком Муравьев не такой дурак, он будет покладистым, как никогда прежде. До поры до времени. Пока не пробьет его звездный час. А он пробьет, непременно пробьет! Только бы дождаться, выдержать, сберечь резервы собственных сил к желанному моменту своего часа.