Вот так совершается исторический процесс, подумает, узнав об этих словах, красный комроты Черкасский. И ощутит свою причастность к этому процессу. Наконец-то! После стольких сомнений и колебаний. Быть может, непростительно долгих. Когда же наступил конец его бездействию? Летом восемнадцатого года. Когда слонялся бесцельно по иссушенному зноем Симбирску и прочитал прикрепленную к стене одного из домов бумагу:
«Приказ
по 1-й Восточной армии
Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика переживает тяжелые дни, окруженная со всех сторон врагами… Долг каждого русского гражданина взяться за оружие и отстоять государство от врагов, влекущих его к развалу.
Для создания боеспособной армии необходимы опытные руководители, а потому приказываю всем бывший офицерам, проживающим в Симбирской губернии, немедленно встать под красные знамена вверенной мне армии.
Сегодня, 4 сего июля, офицерам, проживающим в городе Симбирске, прибыть к 12 часам в здание Кадетского корпуса ко мое.
Неявившиеся будут продаваться военно-полевому суду.
Командующий 1-й Восточной армией
Тухачевский
Товарищ Председателя Симбирского Губернского Исполнительиого Комитета
Иосиф Варейкис
4 июля 1918 года
г. Симбирск».
Варейкис?.. Не тот ли интеллигентный большевик из рабочих, который так понравился Мирону Яковлевичу еще в Екатеринославе? Если так, то какими судьбами занесло его за тридевять земель от Украины? Впрочем, когда война и революция — подобные переброски не такая уж редкость.
— Уверяю вас, Мирон Яковлевич, — заявил с присущим ему апломбом в тот же вечер Асин муж, — это ловушка. Хитрая ловушка, придуманная неглупыми людьми. Вникните! Кто не явится, того предадут военно-полевому суду. Который, как известно, милосердием не отличается. Кстати, вы уже опоздали явиться в назначенный срок. А кто явится, тот сам сунет голову в петлю силка. Не сомневаюсь, что все это затеяно, дабы выманить так называемых классовых врагов из их нор и убежищ, а затем уничтожить. Ловко затеяно, ничего не скажешь!
— Что же делать? — Неля заломила руки. — Мирон, милый, не ходи… Спрячься, скройся где-нибудь…
— Не надо отчаиваться, — утешал юрист. — В конце концов, Мирон Яковлевич увечный, а с увечного спросу нет. Хотя для господ большевиков правовые нормы и элементарные понятия гуманности не что иное, как всего-навсего пережитки проклятого дореволюционного прошлого… И все же не отчаивайтесь! Если вы, дорогой родственник, измените своей привычке всюду лезть на рожон и тихо пересидите здесь, дома…
Если бы не присутствие женщин, с каким удовольствием ответил бы тогда Мирон Яковлевич на эти высокомерные поучения! По-фронтовому бы ответил.