— В принципе правильно, — поддержал комиссар. — Разрешите и мне пойти на позиции, к солдатам?
— Успеете. Попейте сначала горяченького. Вестовые раздобыли чаю и хлеба.
Вскоре явились разведчики и доложили, что в Царском Селе казаков нет, а солдаты готовы перейти на сторону Советов.
— Благая весть! — еще больше оживился главком. — Чего же ждать? Вступим в Царское, а? Ваше мнение, полковник?
— Согласен, — ответил Вальден. — Там богатые склады, боепитание будет обеспечено, И плацдарм расширим. Прямой смысл.
— Решено, вступаем в Царское! — Муравьев встал из-за стола, поправил амуницию, подтянулся. — Пишите приказ, полковник. Я сам продиктую. Пишите…
— Кому приказ? — уточнил Вальден.
— Частям Пулковского отряда. Номер, дату, час, место и все такое прочее сами проставьте. Пишите… После ожесточенного боя части Пулковского отряда… одержали полную победу над силами контрреволюции… Которые в беспорядке покинули свои позиции и под прикрытием Царского Села отступают к Павловскому-Второму и… Написали? И к Гатчине. Пишите дальше…
Диктуя, главком все время расхаживал. Звенели шпоры на его сапогах, скрипело перо в руке Вальдена, шумел за окном дождь. Спать хотелось до невозможности, но все бодрились кто как мог. Комиссара, видимо, спасала от сонливости неразлучная трубка.
— Все, полковник. Ставьте мою подпись. Главнокомандующий войсками, действующими против контрреволюционных отрядов Керенского, подполковник Муравьев. Давайте подпишу…
Подписав приказ, он обратился к Еремееву!
— Как вы считаете, Константин Степанович, должен я съездить в Смольный, доложить об успехе?
— Нэ повредит.
— И я так полагаю. Полковника Вальдена предлагаю назначить командиром Пулковского отряда. Нет возражения, товарищи?.. Вот и отлично! Надеюсь, и Смольный возражать не станет. А то я застрял тут на одном участке. Горячий был денек… Но надо по всему фронту проехать, поглядеть в натуре… Когда предполагаете вступить в Царское, полковник?
— Через три часа, — ответил Вальден.
В углу длинного цеха навалом лежала стружка — будто остриженные кудри сказочного. Великана. Отливала синевой.
Пахло смазкой.
Остановленные станки, большие и малые, разных времен и систем, тишины не нарушали.
Рабочие, расположившись кто на чем, кто где, слушали.
Иосиф слышал собственный голос, гулко звучавший в непривычной для такого помещения тишине. Сегодня в этом цехе он рассказывал своим новым товарищам мантелевцам то же, что говорил вчера в другом цехе, завтра повторит на общезаводском собрании, но, повторяясь, испытывает возбуждение, словно выступает впервые. Такое ощущение усиливается еще и тем, что слушают его с настороженным вниманием, не перешептываясь и не прерывая без нужды. Большинство этих людей мыслят и чувствуют одинаково с ним, воспринимают каждую новую весть так же, как и он. С такими людьми легко столковаться.