И вскоре с газетной полосы прозвучало:
«Ввиду того, что по городу упорно распространяются слухи о предстоящем будто бы разгоне силою оружия учеников из учебных заведений, считая слухи эти чисто провокационными, бьющими на то, чтобы подорвать правильное течение занятий в учебных заведениях, Исполнительный комитет постановил через посредство печати оповестить педагогический персонал, родительские комитеты и учащихся всех учебных заведений Харькова о том, что слухи эти ни на чем не основаны…»
В кабинете запахло нафталином. Так ощутимо, что Иосиф Михайлович даже притронулся пальцем к своему длинноватому носу.
Запах шел ог посетителя, точнее — от его пальто. Знать, никакие зимние ветры не выдули этого стойкого запаха, от которого якобы изводится моль и, следовательно, сберегается одежда. Однако пальто на посетителе не выглядело сбереженным. Котиковый воротник, когда-то черный и блестящий, теперь потускнел и поистерся до красноватого оттенка. На ногах у посетителя серели стоптанные боты — от двери через весь кабинет протянулись мокрые следы. Говорил посетитель с астматической одышкой, комкая рукавицы и ушанку.
— Простите, товарищ Варейкис, это я… это снег… Но я вытирал ноги у входа, поверьте!
— Не сомневаюсь, — успокоительно ответил Иосиф Михайлович. — Присаживайтесь. Я вас слушаю.
Лицо посетителя, болезненно-одутловатое, судя по всему, не менее двух суток отдыхало от бритвы.
«Ему тяжко сейчас, — определил Иосиф Михайлович, глядя в утомленные, припухшие глаза. — Очень даже тяжко. Он не привык переносить такие тяжести, это с ним впервые». Хотелось думать, что посетитель — не поверженный враг, а мирный обыватель. Глядя на его больное лицо и столь «ароматное» пальто, видя его унылые глаза, слушая натужное дыхание, Иосиф Михайлович испытал чувство простой человеческой жалости. И решил, коль скоро это не окажется почему-либо невозможным, всячески помочь бедняге, поддержать его. И повторил как можно ласковее:
— Так я слушаю.
— И на том спасибо, как говорится, — несчастный улыбнулся кривовато. — Помните, у Чехова… Это такой очень интересный беллетрист…
— Я читал Чехова.
— Простите, я не… Извините, бога ради!.. Так у Чехова, если читали, помните такую поучительную новеллку…
— Вынуждеп прервать вас. Если можно, поближе к делу. Ведь вы пришли ко мне с каким-то делом?
— Да, я пришел к вам. Именно к вам, товарищ Варейкис… Я буду говорить тривиальности. Народ сказал метко: голод не тетка. Я осмелюсь добавить: и вообще не родственник. А если говорить проще, то, поверьте, очень это плохо. Очень плохо, когда нечего есть. Когда нечем кормить семью. Когда нет хлеба. Очень плохо тогда. Такая тривиальная истина…