– Не помните ли вы, Ариадна Сергеевна (?!), такую фамилию – Рюмин?
Этот человек заведовал следственным отделом при первом Алином аресте. Недоумевая, она ответила:
– Помню.
Лейтенант полистал какие-то бумаги, лежащие у него на столе, и снова обратился к Але:
– А можете ли вы рассказать, какими методами Рюмин вел допрос?
Аля молчала. Лейтенант вежливо повторил свой вопрос. Аля не знала, как ей быть – допросы велись так называемым «недозволенным методом», ее избивали. Но этого не полагалось разглашать, о чем заставляли давать подписку.
Когда Аля решила отделаться какими-то общими малозначащими словами, лейтенант снова порылся в бумагах и на этот раз прямо заявил, что Рюмин арестован как враг народа за злоупотребления и самоуправство во время ведения допросов (Аля с трудом верила своим ушам) и что из центра пришел запрос, нет ли среди туруханских ссыльных тех, кто прошел следствие у этого самого Рюмина. Пораженная услышанным, Аля в скупых выражениях, стараясь держаться одних фактов, не отягощая их моральной оценкой, рассказала, как велся допрос… Под конец этой встречи лейтенант сообщил Але, что арестован не один Рюмин, Аля, не чувствуя под собой ног, неслась домой, чтобы поделиться со мной этими новостями.
Прошло какое-то время, и из газет мы узнали, что Берия тоже арестован, что и он оказался врагом народа. И Аля тут же вспомнила о Дине Канель, с которой она сидела в одной камере на Лубянке и очень сдружилась, а позже в другой камере она встретилась с сестрой Дины – Лялей. Аля знала, что сам Берия допрашивал Лялю, знала, каким пыткам и мучениям подвергались сестры, и она тут же написала письмо в прокуратуру. Ляле она помочь уже ничем не смогла – та была расстреляна. А Дине это письмо помогло, и она очень скоро, уже в 1954 году, была выпущена из тюрьмы и вернулась домой.
А мы продолжали жить, как жили. Получали редкие письма с Большой земли и довольно частые письма от Анастасии Ивановны, которая была в то время в ссылке в Сибири, в деревне Пихтовке, недалеко от Новосибирска. Письма Аси, написанные неряшливо и неразборчиво, вдоль и поперек листа, были почти не читаемы и всегда очень расстраивали Алю. Аля поддерживала Асю ласковыми словами, в которых была надежда.
Здоровье Али немного поправилось, она снова делала зарисовки, ходила гулять в солнечные дни, когда бывала свободна.
Половодье той весной было необыкновенно сильное. Береговая галька на глазах закрывалась наступающей водой, многие прибрежные лачужки были под угрозой, и местные жители, захватив самое ценное, вскарабкались на обрыв и сидели наверху, со страхом наблюдая, как наступает вода.