— Ой! — воскликнула она, просветлев лицом. — А я уж думала, вдруг вы ждете нас у подъезда. По крайней мере, так считала миссис Морнингтон. Прошу прощения за опоздание, но у нас дома возникла небольшая проблема…
— Ничего страшного, я надеюсь? А где миссис Морнингтон?
— Мне очень жаль, но, боюсь, она не сможет прийти. Нет-нет, с ней все в порядке. Неприятность случилась с бедняжкой Дэнверс: она упала с лестницы! Похоже, она полезла достать какой-то ящик с верхней полки шкафа, потеряла равновесие и упала, сильно повредив колено. Тетушка послала за нашим домашним доктором, который сказал, что Дэнверс, которая по весу отнюдь не цыпленок, еще и ударилась головой, но все кости целы. Как бы то ни было, он прописал постельный режим. Миссис Морнингтон, несмотря на ее бурные протесты, отказалась оставлять ее дома одну. Я пыталась вам позвонить, — добавила Оливия, — но никто не отвечал.
— Моя домоправительница тоже получила выходной. Но вы же не хотите сказать, что собирались бросить меня ужинать в гордом одиночестве?
— Нет, я просто хотела сообщить, что могу опоздать, к тому же движение на улицах сейчас просто ужасное.
— Ничего страшного. Вы здесь, и мисс Дэнверс пострадала явно не смертельно. — Гиффорд почувствовал прилив бодрости, какого давно уже не испытывал. Она была рядом, и все глупости относительно того, что он сможет обойтись без нее, моментально улетучились.
Спустя несколько минут они устроились за своим столиком и заказали аперитив. Слегка сведя брови, Гиффорд посмотрел на свою спутницу:
— У вас сейчас много работы?
— Просто жуть!
— А вам удается отдыхать? — продолжил он, заметив темные круги у нее под глазами, хотя Оливия, собираясь на ужин, тщательно старалась скрыть макияжем предательские знаки усталости.
— Я рано ложусь спать, — ответила она. — У нас были очень напряженные репетиции…
— Вы готовите что-то новенькое?
— Нет-нет. Просто на следующей неделе мы повторяем «Очарование», как вы знаете, и мистер Дуброски хочет внести кое-какие изменения.
— Зачем? По-моему, это совершенство!
— Ах, он стремится к сверхсовершенству! Не думаю, что он когда-нибудь остановится. Впрочем, я уверена, — добавила она торопливо, — если нашему искусству не отдаваться целиком и полностью, то лучше не заниматься им вовсе.
— Хм… Похоже, у этого человека замашки рабовладельца!
— Он не жалеет себя и терпеть не может прохладного отношения к работе у других. Он действительно шлифует каждое наше движение, каждый жест…
Каждый раз, когда подступала усталость, постоянные требования Дуброски «повторить снова», напоминания о том, что она способна на большее, — в целом справедливые, — вызывали у Оливии приступы депрессии. В присутствии балетмейстера энергия его личности еще давала возможность выполнять его приказания; но стоило оказаться вдали от него, как сейчас, и определение «рабовладелец» оказывалось совсем не таким уж далеким от истины.