— Ба! Если он еще не стал вашим любовником, это не значит, что…
— Как вы смеете! — вскочила девушка. — Я не желаю вас слушать!
Хотя женщины и не играли никакой роли в жизни Дуброски, он неплохо разбирался — или считал, что разбирается, — в женской психологии. Ему случалось оказываться и в более сложных ситуациях, чем сейчас. Иван понял, что пошел по неверному пути, и решил отступить.
— Очень хорошо, — спокойно произнес он. — Признаю свою ошибку. Но поймите меня правильно: я действую в ваших же интересах. Вы безусловно правы: я не имею права вмешиваться в вашу личную жизнь. Но ответьте мне на один вопрос. Вы не влюбились в этого доктора?
Оливия с поджатыми губами молча покачала головой.
— Но вы к нему очень хорошо относитесь?
— Конечно. Поймите! Если бы не Гиффорд Хардинг, вы бы обо мне никогда не узнали.
— И вы думаете, что его удовлетворит роль только вашего друга?
— Я знаю, что он… что он не думает обо мне в другом смысле.
— Оливия, вы очень наивны! — Голос балетмейстера стал тверже. — Как говорится, со стороны виднее. Вчера вечером я наблюдал за вами. Пока вы оглядывались по сторонам, доктор Хардинг смотрел на вас так, как может смотреть мужчина только на любимую женщину.
Оливия широко раскрытыми глазами уставилась на собеседника.
— Задумайтесь, честно ли вы себя ведете по отношению к нему.
— Я вас не понимаю, — с запинкой произнесла Оливия.
— Честно ли обнадеживать влюбленного человека, если вы не испытываете по отношению к нему никаких ответных чувств?
— Вы ошибаетесь!
— Я видел, — настаивал Дуброски. — Я все понял. Поверьте мне, он будет страдать. Он уже сейчас страдает. Мы больше не будем об этом говорить, но вы должны подумать о своем будущем. Дитя мое, у вас великий талант! Этим нельзя пренебрегать. Я не позволю вам! Вы — восходящая звезда балета. Хорошенько обдумайте то, что я вам предлагаю, и помните: фортуна второй раз может не улыбнуться! И будьте честны перед собой и перед этим несчастным, который отнюдь не заслуживает вместо благодарности мук безответной любви!
— Уверена, что вы ошибаетесь, — снова с грустью в голосе проговорила Оливия. — И мне очень жаль, что вы считаете меня неблагодарной.
— Я не говорил о благодарности. Впрочем, сейчас мы должны думать только о премьере. Могу я надеяться, что вы покажете все, на что способны?
— Безусловно.
— В таком случае — до свидания. До завтра. Нет, провожать меня не надо. — С подчеркнутой доброжелательностью Дуброски легонько потрепал ее по плечу и быстро вышел из комнаты.
Оливия вряд ли обратила внимание на снисходительно предложенную оливковую ветвь. Потрясение, которое она испытала в разговоре с Дуброски, напрочь выбило ее из колеи. Она осталась сидеть в кресле, бессмысленно глядя перед собой. Только когда вошла Дэнверс и сообщила, что звонил мистер Хардинг и просил прощения, что задержится на полчаса, Оливия вспомнила о другом госте. И лишь в этот момент полностью осознала, о чем же говорил Дуброски.