Много беспокойных мыслей крутилось в голове Оливии в эту ночь, но мысли о вероломстве среди них не было.
Спала она плохо и проснулась даже с некоторым облегчением. Дэнверс с неизменным утренним чаем еще не пришла. Поэтому Оливия лежала с открытыми глазами и размышляла о том, как она себя будет чувствовать на следующее утро. Слава Богу, предательская дрожь где-то в животе немного утихла. В конце концов, даже если критики и окажутся недовольны ее выступлением и сменят одобрительный тон на противоположный, это не имеет такого уж большого значения. «Господи, о каких глупостях я думаю, — одернула себя Оливия. — Думать надо не о том, что это мое первое представление перед королевской фамилией, — провались они пропадом! — а о том, что там будет Гиффорд и я должна танцевать для него. Ведь это его заслуга!» При мысли о любимом Оливию окатила волна счастья.
— Доброе утро, мисс, — приветливо проговорила Дэнверс, внося поднос с чаем. — Сегодня очень милый денек. Прохладно, но ясно, как никогда! Вы собираетесь провести его в вашем тиятре? — Дэнверс всегда произносила это слово подобным образом.
— Боюсь, что да, — откликнулась Оливия. — Ничего страшного, скоро все это закончится; мне осталось танцевать не больше двух раз.
Дэнверс, воспитанная в строгих церковных традициях, втайне не одобряла все это дрыгоножество, но виду не подавала. Вот и сейчас она только фыркнула про себя, выходя из комнаты. Как только дверь за прислугой закрылась, зазвонил телефон.
Оливия не сомневалась, чей это звонок. Он раздавался регулярно каждое утро до начала рабочего дня. Девушка нетерпеливо протянула руку к аппарату.
— Дорогая! — послышался в трубке голос Гиффорда. — Доброе утро. Как дела?
— Прекрасно. Жаль только, до вечера мы не увидимся. Ты придешь? Приходи пораньше в мою грим-уборную — пожелать мне удачи.
— Конечно. Все будет хорошо. Ты лучше всех, не забывай об этом!
— Надеюсь, мне удастся выступить как можно лучше. Я буду так рада, когда все это закончится. Не знаю почему, — откровенно призналась Оливия, — но у меня по-прежнему какое-то жуткое предчувствие, что случится что-нибудь нехорошее.
— Чепуха! Если начнут кидаться монетами, я сам поднимусь на сцену, чтобы их ловить, — пошутил Гиффорд. — Мне пора, дорогая. Через четверть часа я должен быть в операционной. До вечера. Я тебя люблю.
— Я тебя обожаю, — ответила девушка, откинувшись на подушки и чувствуя, как с души словно свалился тяжелый груз.
Гиффорд положил трубку и нахмурился. Невыносимо тяжко было сознавать, что он никак реально не может помочь, успокоить ее натянутые, как струна, нервы…