Бертрам замолчал, воспоминания нахлынули на него: он снова оказался в Париже и впервые увидел город, ставший впоследствии любимым.
— Ну, продолжай, — сказал лорд Харткорт. — Ты рассказывал мне о герцоге.
— А, да, конечно, — ответил Бертрам. — Герцог сидел за столом около двери и был очень похож на черепаху: шея подперта воротничком, лицо изборождено глубокими морщинами, а на голове — ни волоска. Отец показал мне его. «Это герцог де Мабийон», — сказал он, и я уставился на этого мужчину. В этот момент в ресторан вошла женщина, и взгляды всех присутствующих обратились на нее. Это, конечно же, была Лили, но я был слишком мал, чтобы обращать внимание на женщин. Я продолжал смотреть на герцога и думать, что он ни в коей мере не соответствует моему представлению о том, как должен выглядеть французский герцог.
— Так он действительно существовал! — с удивлением воскликнул лорд Харткорт.
— Да, именно так и было! — ответил Бертрам. — Через несколько лет, когда я опять приехал в Париж, отец рассказал мне всю историю. Оказывается, Лили была замужем за другим французом, каким-то отвратительным типом, падким на титулы, в котором благородной крови хватало только для того, чтобы лишь боком прикоснуться к их щепетильному и самодовольному обществу. Как бы то ни было, он женился на Лили в Англии, привез ее сюда, и каким-то образом они встретились с герцогом. Этому старику, дважды овдовевшему, хватило одного взгляда на мадам Рейнбард — и он взял их обоих под свое крылышко.
— Грязный старикашка! — вскричал лорд Харткорт.
— Но, как утверждал мой отец, великий ценитель красивых вещей, а Лили, без сомнения, была самой красивой вещью, которую он когда-либо видел. Эта троица стала неразлучной. Естественно, герцог уплатил все долги Рейнбарда, снял для них квартиру, намного лучше, чем тот мог себе позволить, и в конечном счете здорово облегчил ему жизнь — особенно в том, что касалось его жены.
— Ты хорошо рассказываешь, — улыбнулся лорд Харткорт. — Если ты потеряешь осторожность, в один прекрасный день ты обнаружишь себя за написанием романа о неотразимой Лили.
Бертрам рассмеялся.
— Я знаю все это по словам отца, и, уверяю тебя, если кто и знал правду о Лили Мабийон, так только он. Очевидно, одно время он сам был ею околдован.
— Как я понимаю, то же самое можно было бы сказать о половине мужчин Парижа, — сухо заметил лорд Харткорт. — Девяностые годы, по всей видимости, были очень веселыми!
— Клянусь Богом, ты прав! — согласился Бертрам. — Мне кажется, Лили питала слабость к моему старику. Как бы то ни было, Лили часто рассказывала ему о себе: что она родилась в приличной английской семье и что она никогда бы не вышла за Рейнбарда, если бы не бедность. И, конечно же, перспектива жизни в Париже выглядела очень заманчиво.