В списке стояли фамилии людей солидных: видных государственных деятелей, членов палаты лордов и палаты общин, имена которых были известны всей стране. Даже жена премьер-министра, маркиза Солсбери, собиралась прибыть на торжество, — сам он был слишком занят и приехать не мог.
Кроме того, свадьбу собирались почтить своим присутствием крупные банкиры, финансисты из других стран, на которых правительства европейских государств всегда могли положиться, если требовался национальный заем.
Единственной знатной особой, не пожелавшей присутствовать на свадьбе, оказался герцог Уксбриджский, однако Кельвин Уорд получил от него записку. Она ограничивалась двумя словами: «Весьма разумно».
Большинство гостей прибыли со своими женами, тем не менее за длинным свадебным столом оказалось больше мужчин, чем женщин.
Стол был украшен орхидеями. На столе стояли деликатесы, настолько экзотические и дорогие, что денег, которые пошли на одно лишь блюдо, хватило бы, чтобы семья среднего рабочего безбедно прожила бы целый месяц.
Вина были изысканные, к каждому блюду подавали соответствующий сорт. Кельвин Уорд, желая развеять мрачное настроение, выпил больше, чем обычно себе позволял.
Однако это было бесполезно.
Ничто не могло приглушить бушевавший в нем гнев, который не позволял ему не только слушать пространные речи гостей, но и сосредоточить свое внимание на них самих.
Кельвин Уорд не принял слова сэра Эразма всерьез, когда тот сказал, что невесту свою он увидит лишь в церкви, перед алтарем.
— Надеюсь, сегодня я буду иметь удовольствие познакомиться с мисс Мэльтон? — вежливо осведомился Кельвин Уорд.
— Серафина сейчас находится за городом, — ответил сэр Эразм, — и вернется в — Лондон лишь вечером перед свадьбой.
— Значит, до свадьбы я ее не увижу?
— Не увидите! — отрезал, сэр Эразм. — Вам нечего сказать друг другу, помимо того, что могу сказать вам я.
— Право… — начал было Кельвин Уорд и осекся.
«Пусть сэр Эразм делает как хочет, подумал он. — Он привык стоять на своем, и, что бы я ни говорил, как бы ни поступил, ничто не заставит его изменить свое решение. Так что уж лучше молчать».
Только в присутствии сэра Энтони мог он позволить себе выговориться.
— Этот человек настоящий тиран! — бушевал он. — Ты только представь себе — выдавать свою дочь замуж за человека, которого она никогда прежде в глаза не видела! Вести ее под венец словно какое-то бессловесное животное!
— А я считаю, что девушка поверила отцу, когда он пел дифирамбы в твой адрес, — заметил сэр Энтони. — Ты ведь неотразим, Кельвин, особенно для особ женского пола.