Он вопросительно глянул на нее, и она продолжала:
— Мама всегда говорила, что физические страдания не идут ни в какое сравнение со страданиями душевными. Они оставляют раны в наших сердцах.
— Вы считаете, что ваш отец и мой дядя приносят мне и сейчас душевные муки?
— Ненависть оборачивается в конечном счете против нас самих, — заметила Серафина. — Когда вы кого-то ненавидите, чувство ненависти отравляет… вашу душу.
Кельвин в изумлении уставился на нее, и Серафина, смутившись, проговорила:
— Пожалуйста, поймите… я вовсе не хочу читать вам… нотацию, но вы же сами сказали… что я могу… делиться с вами… своими мыслями.
— Ваши мысли дня меня представляют большую ценность. Мне необходимо их слышать и понимать, — проговорил он. — Вы, Серафина, полны сюрпризов.
— По-моему, вашему дяде, так же как и моему папе, требуется какой-то объект для любви, вот он и любит деньги. Мне говорили, что для скряги сэкономить шиллинг все равно что альпинисту подняться на самую высокую вершину… а еще кому-то завоевать сердце женщины, которую он любит.
— Ну и задали вы мне задачу! — воскликнул он. — Спасибо вам, Серафина. Теперь мне нужно искоренить в себе ненависть. Думаю, вы мне в этом поможете.
— Равно как и вы… поможете мне… преодолеть страх.
— А вы простили меня за вчерашнее, когда я выплеснул на вас гнев, предназначенный для вашего отца?
— Мне… не за что… вас прощать, — ответила Серафина. — Глупо было… с моей стороны… так расстраиваться.
— А я думаю, есть за что, — возразил он. — Мне очень стыдно за свое поведение.
И, улыбнувшись, добавил:
— Подобное чувство меня, признаться, посещает довольно редко.
— Смирение, как мне кажется, идет душе только на пользу, — лукаво сверкнув глазами, проговорила Серафина.
— Как я уже говорил, вы, Серафина, полны сюрпризов, — заметил Кельвин.
Позже этим вечером он поймал себя на том, что разговаривает с Серафиной так, как никогда ему еще не доводилось разговаривать ни с одной женщиной.
Обычно, когда он приглашал на ужин женщину, они вели шутливую, полную намеков беседу, бросали друг на друга томные взгляды, понимая, что это лишь прелюдия к другому типу близости.
Женщины, с которыми он встречался, были, как правило, красавицами, а некоторые из них еще и отличались острым умом.
Последних, однако, было не так уж много, поскольку умные женщины вообще явление редкое.
Встречались и такие, с которыми он беседовал о политике, обсуждал подробности своей армейской жизни и находил в их лице благодарных слушательниц.
Серафина была не похожа ни на одну из них.
Кельвин не мог припомнить, чтобы когда-нибудь ему доводилось обсуждать с женщиной основные принципы человеческого бытия.