Она слышала, как он заказывал превосходный легкий ужин, и думала, что приятно, когда кто-то решает за тебя. Пожалуй, Хани была права и ей нужен муж, человек, который любил бы ее и заботился о ней.
Она подумала, что не прочь бросить сцену, это принесет ей даже облегчение. Чтобы добиться известности, ей пришлось бы работать очень много. Она любила играть и быстро проникала в атмосферу пьесы, а слова, которые она должна была произнести, становились естественными и важными. Но она никогда бы не прославилась. В ней не было настоящего честолюбия. Она хотела увидеть свое имя в электрическом свете без труда и борьбы, которые необходимы для достижения такой цели.
Музыка, журчание голосов, мягкий свет и блеск золотого шампанского в бокале заставили ее почувствовать в этот момент, что это действительно лучшая часть ее жизни.
«Чего мне еще желать?» — спросила себя Карлотта, потому что внутренний голос предупреждал, что этого недостаточно.
— Поговорите со мной, — сказала она быстро Норману. — Расскажите, что вы делали?
— Весь день я был в Мелчестере и добрался до Лондона только в половине одиннадцатого.
— Как дела на фабрике? — спросила Карлотта, как будто речь шла о любимом животном.
— Новая фабрика почти готова, — ответил он. — Мы работаем день и ночь.
— Вы довольны результатами? — безразлично спросила она.
— До этого еще далеко. Может быть, когда станки начнут работать и мы будем выпускать самолеты.
Он говорил небрежно, но у него в глазах появилась искра интереса.
«Как он любит свою работу, — подумала Карлотта. — Я хотела бы чувствовать то же самое».
Она вздохнула, и Норман быстро сказал:
— Вас что-нибудь беспокоит?
Карлотта кивнула.
— Да, — сказала она, — меня беспокоит моя персона.
— Но почему? — спросил он.
— Мне кажется, что я плыву по волнам, — сказала она. — Вы всегда планируете заранее, работаете для будущего, смотрите вперед, стараетесь, боретесь, полны честолюбия и, более того, у вас есть шанс получить удовлетворение. Я же не знаю, чего хочу, и, как ребенок, не буду счастлива, пока этого не получу.
— А сцена? — спросил он.
— Я могла бы оставить ее хоть завтра и не заметить, что это произошло, — ответила Карлотта. — Я люблю жизнь театра — до определенной степени — и артистов, они добрые, щедрые души, но они так меняются по другую сторону рампы. Но если я брошу сцену, чем еще мне заняться? Магда не хочет брать меня в свое дело и никогда этого не хотела. Я была бы совершенно бесполезна, у меня нет художественного вкуса и других способностей, чтобы заинтересовать людей. Там для меня ничего нет. Может быть, все это потому, что я только наполовину англичанка.