— Но мы так ждали эту поездку! Вы не представляете, насколько она важна для моей дочери.
Я зажмуриваюсь. Из динамиков льется глупая музыка, у нее нет ни цвета, ни запаха. Я ничего не вижу — под закрытыми веками темнота.
— Мне правда очень, очень жаль, — говорит девушка.
— А какой-нибудь непрямой рейс, с пересадкой? Нам необходимо попасть сегодня в Вашингтон. До вечера.
Девушка стучит и стучит по клавишам. Проходит целая вечность, прежде чем она снова поднимает глаза.
— Ни у одной авиакомпании нет сегодня рейсов на Вашингтон, ни прямых, ни с пересадкой. Первые вылеты будут только вечером. Извините, — почти шепотом заканчивает она.
Я открываю глаза, они наполняются слезами.
Папа отходит от стойки, лицо у него как сжатая пружина. Резко размахнувшись, он вдруг бьет кулаком по стене рядом со мной.
Я дергаюсь от неожиданности. Наверное, ему больно.
— Ай-й-й! Лупить по стене было не обязательно, конечно… — бормочет он, потирая пострадавший кулак.
Конечно. Но если бы я могла, я бы тоже лупила.
Миссис В. смотрит то на меня, то на папу.
— Не понимаю, — обращается она к маме, — как такое могло случиться? Почему никто из команды вам не позвонил? — В ее голосе появляется металл. — Учитель, например?
— Может, просто не успели? — пытается убедить себя мама. — Надеюсь, что так. Не могли же они бросить ее специально? Не могли?
Мне не хватает воздуха.
— Мэм, извините, что вмешиваюсь, — говорит девушка за стойкой. — Я проверила вылеты в соседних аэропортах. До вечера нет рейсов. Если хотите, я могу зарегистрировать вас на семичасовой самолет.
— Спасибо, не нужно, — тихо отвечает мама. — Это поздно.
Мне кажется, что вокруг пустота. Без звуков. Без голосов. Без воздуха.
Мама медленно подходит ко мне.
Я сижу как дура в новых голубых джинсах и белой футболке, в голубых теннисных туфлях, рядом со своим ярко-красным новеньким чемоданом. И злюсь.
Как они могли так со мной поступить?
Я чувствую себя совершенно беспомощной: так в детстве я лежала на спине, как перевернутая черепаха, и не могла ничего сделать. Ненавижу это ощущение.
— А сколько до Вашингтона на машине? — спрашивает миссис В.
Я даже не поднимаю глаз, я знаю ответ.
— Минимум десять часов, — тихо отвечает папа.
— Где самолетик? — спрашивает Пенни.
— Нет сегодня самолетиков, — говорит папа и проводит здоровой рукой по ее волосам.
Мама откатывает меня к пластиковым креслам. Становится передо мной на колени. Она плачет.
Мне кажется, я никогда больше не смогу дышать.
Мама обнимает меня.
— Все образуется, малышка. Ты самая лучшая, самая умная, самая чудесная девочка в мире. Мы как-нибудь это переживем.