— Майк!
Тишина. Полицейский пожал плечами, дескать, сделал все, что смог, не получилось, конец разговора. Затем откуда-то из-за дома донесся усталый голос:
— Я здесь.
Гурни тут же отправился вдоль ленты за дом, откуда шел голос.
— Только смотрите за ленту не заходите, — буркнул напоследок полицейский.
Повернув за угол дома, Гурни увидел площадку, ярко освещенную фонарями и мало напоминающую обычный двор. Тут все тоже было наполовину недостроено, наполовину развалено. На ступенях у заднего входа, небрежно сколоченных из досок, стоял тяжелый, лысеющий человек. Он рассматривал простершуюся перед ним площадку, отделявшую дом от зарослей сумаха.
Земля была бугристой, как будто ее никогда не разравнивали. Куски досок и щепки, валявшиеся тут и там, посерели от времени. Дом был обшит лишь частично, и гидроизоляция поверх фанерной обшивки заветрилась. От здания было ощущение не столько незавершенной, сколько брошенной стройки.
Когда толстяк заметил Гурни, он несколько секунд смотрел на него молча, а потом спросил:
— Это вы с Катскильских гор к нам спустились?
— Да.
— Пройдите еще чуть дальше вдоль ленты, там пролезете снизу и подойдете ко мне. Только держитесь подальше от следов, которые ведут от дома к дорожке.
По всей видимости, это и был Говацки, но у Гурни было предубеждение против домыслов, поэтому он уточнил и получил в ответ утвердительный хрип.
Пробираясь через пустырь, которому не суждено было превратиться в двор, он подошел достаточно близко к следу на снегу, чтобы разглядеть его и понять, что он идентичен тому, что был в институте.
— Знакомый след? — спросил Говацки, с любопытством наблюдая за Гурни.
Гурни подумал, что толстяку не откажешь в проницательности, и кивнул. Теперь была его очередь проявить проницательность.
— Вас он чем-то смущает, да?
— Немного, — ответил Говацки. — Дело не в самом следе, а в положении тела относительно следа. Вам что-то известно?
— Если бы шаги вели в обратную сторону, положение тела было бы объяснимо?
— Если бы… постойте-ка… да! Черт побери, да, идеально! — Он уставился на Гурни. — Что это за умник орудует?
— Начнем с того, что он убил троих человек — по крайней мере, нам известно о троих — за последние восемь дней. Он все тщательно планирует. Он перфекционист. Оставляет за собой кучу улик, но только таких, которые сам хочет, чтобы мы обнаружили. Очень умен, скорее всего, неплохо образован и, вероятно, ненавидит полицейских даже сильнее, чем своих жертв. Кстати, а тело еще здесь?
Говацки выглядел так, точно пытался запомнить все, что Гурни ему говорил. Наконец он сказал: