Я протрезвел. Или очнулся. Пришел в себя.
Она ушла.
Я взялся за дверную ручку и вдруг осознал: только что случился в моей жизни эпизод, о котором я никогда не смогу рассказать Крис. Хорошо, что Мария вовремя меня остановила. Хорошо, что она нашла точные и правильные слова. Я мог сделать то, о чем впоследствии очень бы сожалел. Какого черта, я уже об этом сожалею. У меня появилась тайна от Кристи. «Хотел подарить любимой золото и на этом пути ей изменил. Не совсем, конечно. Чуть было не. Вроде того. Приблизительно». Я начал играть терминами, и мне немного полегчало. К Бояну я постучался в дверь, глупо хихикая.
Утром Машка поздоровалась со мной как ни в чем не бывало, и в автобусе мы сели рядом. Беззаботно трепались, вспоминали наше бурное прошлое, сплетничали будто две подружки. Будущая победа связала нас накрепко, а вчерашний случай разорвал натянутость в отношениях, не выясненных до конца. Раскрепостил. Мы уже стояли на круге почета. В начальной фазе, спиной к спине. И ясно было, что когда мы сойдемся лицом к лицу, то поцеловаться для нас не составит проблемы. Десять лет нам понадобилось для того, чтобы, так и не став любовниками, остаться друзьями.
Я глядел на проплывающую за окном Европу и думал: сбывается мой сон потихоньку. Вот и прокатились мы с Кристин по воде, по тонкому льду. Хорошо, что она об этом не знает. И не узнает никогда.
* * *
Гармишпартен-и-так-далее-кирхен встретил нас легким снежочком и отличной, на мой вкус, хард-слаломной трассой. Едва заглянув в легенду, я понял, что вот тут-то мы с Марией действительно всем покажем. Настроение подскочило, тело рвалось в бой, на тренировках лыжи ехали сами.
Этап удался на славу — наверное, поэтому мне почти нечего о нем вспомнить. Нормальная работа, общий душевный подъем, никаких Пророческих снов, внутренняя установка на отличный результат. При жеребьевке нам с Марией выпали удобные стартовые номера, на гору мы вышли в самом что ни на есть боевом настроении. И без особого напряга изобразили серебряный дубль. В какой-то момент казалось, что я возьму одиночное золото, а Машка останется при серебре — ее объехала распроклятая Ханна. Но тут прискакал американец Фил и выдавил меня на второе место среди мужчин, а на третье сполз Боян, испортив музыку болгарам. На болгар страшно было смотреть — наверное, в десятый раз за сезон у них обламывался бронзовый дубль. Фил смущенно улыбался, Боян хохотал. Он тоже начал ездить сильнее, будто за мной тянулся.
Вокруг нас с Марией творилось что-то невообразимое. Еще бы: сначала двойная бронза, теперь двойное серебро — что же дальше? Я ответил: будет еще лучше. «Вы планируете золотой дубль на последнем этапе, Поль? Вы намерены сделать „трижды двадцать“? Это будет мировая сенсация!» — «Мы сделаем все, что в наших силах». Уффф… А ведь и правда — «трижды двадцать», я совсем об этом не подумал. Двадцатый сезон «Челлендж», двадцатый золотой дубль, две тысячи двадцатый год. Мировая сенсация. Войти в историю. Надо же, забыл. Или побоялся вспоминать? Ответственности испугался?