- Тогда держи.
Несколько минут они сосредоточенно жевали. Казалось Фомин о чём- то мучительно размышляет. Отряхнув от крошек мундир, он сказал:
- Я воюю не за немцев, а против коммунистов.
- А я воюю, потому что враги пришли на мою землю.
- Может они освободят нас от красных?
- Надеешься, что немцы дадут свободу? – Притворно удивился Григорий. – Святая наивность, мы для них подлое быдло.
- Всяко бывает...
- Я в восемнадцатом году тоже воевал за свободный Дон. Знаешь, чем всё закончилось?
- Зараз другое дело.
Собеседник ничего не сказал, только усмехнулся краешком тёмных глаз. Фомин хлопнул себя ладонями по коленям и встал.
- Погутарили и будя! – подвёл он итог беседы. – Всё одно каждый останется при своём.
- Значит пора. – Согласился старый сослуживец его отца. – И взаправду, чего тянуть…
- Торопишься на тот свет?
- Не спешу, но и не боюсь. – С достоинством ответил Григорий. – Смерть приму как подобает казаку.
- А я тебя расстреливать не буду.
- Как так?
- Ты воевал вместе с моим отцом, и он тебя шибко уважал, я помню.
- Твоё право, но к немцам возвращаться мне нельзя.
- Сам знаю.
Фомин махнул рукой в сторону, где оканчивалась пологая ложбина и сказал:
- Пойдёшь по ней скрытно и тихо. Дальше плыви по реке и попадёшь к своим.
- Храни тебя Бог!
- Только второй раз мне не попадайся, точно пристрелю.
Григорий нервно кивнул и, пригнув голову, словно их кто-то видел, засеменил прочь. Фомин стоял посредине закрытого со всех сторон оврага и смотрел в спину удаляющемуся пленнику, со всей силы сжимая в руках винтовку. Когда тот почти скрылся из вида, сухо треснул одиночный выстрел…