— Скажи, далеко ли река Найранджана? — спросил кшатрий.
— Река Найранджана?
— Да, я иду в Урувеллу.
Старик ладонью отер пот со лба.
— Тебе нужно пересечь джунгли. Ты встретишь озера и ручьи, где обитают наги — змеи, умеющие оборачиваться людьми. Дальше начнутся горы. Там, как я слышал, живут карлики-якши с вывернутыми ступнями и немигающими красными глазами. Река Найранджана берет начало на крутых склонах. Говорят, у ее истока пьет воду корова Камадхену, исполняющая желания…
Увы, эта сказочная риторика не подействовала на кшатрия, напротив, его губы тронула легкая усмешка:
— Значит, Урувелла недалеко?
— Недалеко. Но чтобы достичь ее, нужно взять с собой большой груз удачи.
Некоторое время юноша размышлял, но потом тряхнул головой, отчего его длинные черные волосы закрутились подобно фазаньему хвосту, и улыбнулся.
— В день, когда я родился, у городских стен видели белого слона с приметами счастливой породы, — сказал он. — Слон трижды потерся спиной о ворота.
Шарипутра вздохнул.
— Тогда все в порядке. И все же послушай моего совета: не отправляйся в Урувеллу сейчас. Усталый странник поднимает больше пыли, а я вижу по твоему лицу, что ты долго не спал. В моем доме, — он сделал приглашающий жест в сторону зарослей, — ты сможешь отдохнуть, а с рассветом тронешься в путь.
Кшатрий кивнул и первым двинулся по тропинке среди молодых бамбуков. На мгновение пораженный тем, как изящно и ровно юноша ставит ноги, старик поспешил за ним.
3
Семи лет от роду Шарипутра был отдан в ученики к обедневшему брахману Сомананде, желчному старику-вдовцу. Целые дни проходили в зубрежке и повторении гимнов Ригведы, а расплатой за невнимательность была порка, после которой под набедренной повязкой невыносимо чесалось, а мухи просто изводили своей назойливостью. При этом Шарипутра, как и другие ученики, должен был вознаграждать Сомананду множеством различных услуг. На их отроческих плечах лежала работа по дому и личный уход за учителем; они разводили огонь в очаге и готовили еду, массировали старика после омовения, подавали ему бетель и воду для полоскания рта. Тогда Шарипутре казалось, что день избавления от этого рабства не наступит никогда, и он жил как будто во сне. И вот однажды ему, уже юноше, обрили голову, оставив лишь маленькую косичку на темени. Вместе с волосами отлетели прочь и прежние обязанности. Шарипутра уступил свою циновку в хижине Сомананды испуганному большеголовому мальчику, которому тоже выпало несчастье родиться в брахманской варне, и вошел хозяином в собственный дом. Вторая часть жизни брахмана, более продолжительная и гораздо более приятная, состояла в обзаведении потомством и служении правителю в сане жреца. На третьей стадии земного пути пожилой жрец проводил много времени в уединении, еще не разрывая связи с людьми, но постепенно готовя себя к подвигу шрамана, обитателя лесов. Четвертая, заключительная ступень отшельника была печальным расчетом с жизнью. Таков был порядок, и Шарипутре он казался разумным.