Вдруг подходит ко мне Любка, а она была в молодости просто неотразима, на нее весь наш курс телячьими глазами смотрел, отзывает меня в сторону и просит провести ее домой, а то она, мол, живет в таком районе, что днем страшно одной ходить. Я с трудом борюсь, чтоб челюсть у меня на месте стояла, слова сказать не могу, только мычу и головой киваю. Она берет меня под руку и уводит, от пацанов, пива и преферанса. Через год мы поженились.
И только после свадьбы она мне рассказала, что случилось на самом деле. Она шла сзади с девчонками и когда мы проходили мимо детей играющих на аллее, заметила, как я машинально, проходя, погладил по голове ребенка, тычущегося с мячом мне в ноги. И все.
В этом вся суть настоящей женщины. За ней целый год ухаживает пол курса, а она за пять секунд выбирает себе совершенно другого. Никакого уважения к затраченным усилиям.
Иногда, из вредности я спорил, а был ли мальчик или просто ей надоело ждать, когда я присоединюсь к списку ее ухажеров. Любка никогда не спорила со мной, только смотрела на меня как-то по-другому, ее обычный, строгий и веселый взгляд, от которого в моих ушах сразу начинал звучать походный марш, я уже слышал призыв, "Волчонок вставай, нас ждут великие дела", сменялся чем-то бесконечным, щемящим и невыносимым.
Я просил ее, не смотри на меня так, человек не может вынести такой ответственности, хочу быть как все, недостоин я таких взглядов, а она только улыбалась и отвечала, "Бачили очі що брали, тепер §жте аж повилазьте". (Видали очи что брали, теперь кушайте, хоть повылезайте).
Когда, вспомнив все это, я вылетел на мороз, охваченный тоской и страхом, ведь мне нельзя тосковать, суперпозицией всех этих чувств, рвущих мое сердце на части, стало простое желание, здесь, сейчас, спокойно, тихо умереть. И забыть, все забыть…
Вдруг став невесомым, я увидел светящийся, сияющий водоворот, появившийся над моей головой, там, внутри, было забвение, в нем был покой, я знал, чувствовал это. Стоило только потянуться к нему и он бы втянул меня внутрь, в вечный покой, но какой-то белобрысый мальчуган ухватил меня за ноги, плакал и не пускал, я протянул руку, чтоб погладить его по голове и очнулся… в снегу, во дворе корчмы. Встав на ноги, неожиданно успокоенный и просветленный пошел обратно.
Как мало оказывается нужно человеку для счастья, мне хватило осознания того, что я, по своей воле могу легко и в любой подходящий для этого момент склеить ласты и уйти. И сразу ощущение темницы и каторги, которое периодически охватывало меня, сменилось ощущением полной свободы, свободы, ограниченной только собственной ответственностью за тех, кого приручил.