Перед стадионом на площади было пусто — черное озеро, в котором кое-где поблескивали смятые пивные банки. Велльман постоянно пил минеральную воду, но все равно сидел потный. «Сидит и думает, почему я так не потею, — решил Винтер. — Да потому что твой костюм только зимой носить».
— Жарко, — сказал Велльман.
— Ты так считаешь?
— А тебе нравится жара?
— Иногда стимулирует… По вечерам вполне терпимо, хотя пользоваться этими вечерами не особенно удается.
— Я хотел только узнать, как продвигается расследование.
— Делаем все, что в наших силах, — не задумываясь отрапортовал Винтер, размышляя, стоит ли посвящать Велльмана в их автомобильные приключения.
— И ведь никто ее не хватился…
— Нет.
— А ты читал? — Велльман пододвинул ему стопку газет. — «У полиции нет никаких следов…» Вот что здесь написано.
— Хенрик! Ты же сам все прекрасно понимаешь.
— Но… у нас же есть следы?
Винтер посмотрел в окно. На асфальтовое озеро у стадиона вплыл большой автобус и остановился.
— Эрик! У нас же несколько следов!
Из автобуса никто не выходил. Странно. Винтер не мог определить, выключен двигатель или нет — автобус стоял к нему боком, и фар не было видно.
— Разумеется. Тебе-то не надо об этом докладывать.
— Нет, конечно. Но у меня пресс-конференция после ленча.
— Как будто я не знаю.
— Как это все скверно, — вдруг огорчился Велльман. — Какое все дерьмо. Вся эта суматоха…
— Что — дерьмо?
— Ужасно не люблю, когда нет имени. Есть имя — и все идет как по маслу. Не важно что — наркотики, драки…
— Тебе так больше по душе?
— Что значит — по душе? Мне все это не по душе. Но ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
— Конечно. Если знаешь ответ с самого начала, след найти куда легче.
— Что? Что такое?
— Ты имеешь в виду, что если легко с самого начала, то и потом не трудно?
— Не придирайся к словам, Эрик!
— Что-нибудь еще?
— Нет, нет… ты знаешь, что делаешь.
— Особенно, когда меня не дергают каждую минуту.
Винтер все время поглядывал на автобус. Никто так и не вышел. К окну водителя подошла какая-то женщина, обменялась с ним несколькими словами и побежала. По Сконегатан, через парковку, прямо к их управлению. Винтер вгляделся — лицо ее было искажено страхом. По-видимому, она забежала в здание — отсюда, сверху, сказать трудно.
— Извини, — пробормотал Винтер и бросился к лифту.
Внизу творилось черт-те что. Женщина, которую он видел на улице, возбужденно говорила что-то дежурному, чуть не по пояс просунувшись в окошко стеклянной перегородки. Здесь уже были пять или шесть оперативников, бестолково суетились двое следователей. Вестибюль выглядел как всегда — велокурьеры, экспедиторы, адвокаты и их клиенты: наркоманы — кто на подъеме, кто в ломке, — проститутки, угонщики, мелкие воришки разных мастей, полупьяная шпана, клерки, которых выставили из ресторана, а они вернулись с монтировками, перебравшие дамы, оказавшие яростное сопротивление полиции. И еще десятка три обычных посетителей. Смена паспорта (у тех вообще отдельный вход), заявления об исчезновениях… Кто-то просто взял и зашел сюда — бог ведает зачем.