— Это отец и сын.
— Отец и сын? Тогда я вообще ничего не понимаю.
— Э-э-э…
— Отец и сын! Еще того хуже!
Винтер не ответил — на столе зазвонил служебный телефон.
— Одну минутку, мама.
Он поднял трубку.
— Это Янне. Мы получили еще несколько откликов на нашу… афишу. Тебе прислать копии и распечатки прямо сейчас? Или зайдешь попозже?
Винтер посмотрел на свой стол. Надо хоть несколько минут побыть одному, чтобы вновь сосредоточиться на следствии по убийству. Пусть Меллерстрём аккуратно все рассортирует и…
— Перешли мне. — Он положил трубку и взял мобильный. — Да, мама. Могу говорить.
Мать звонила из их дома в Марбелле. Он не слышал голос отца, но догадывался, что тот где-то рядом, с бокалом в руке утомленно косится на пыльные пальмы за окном. Винтер не представлял себе их жилье — присланные фотографии мало что объясняли. Белый дом в ряду других таких же белых домов. Мать на террасе из белого камня. Вид у нее очень одинокий. Небо настолько синее, что кажется черным по контрасту с белыми домами. Наверное, снимал отец, иначе он и сам стоял бы на этой террасе. Мать смотрела прямо в камеру и улыбалась, но Винтер, во-первых, хорошо ее знал, а во-вторых, разглядывал снимок достаточно долго, чтобы понять — счастливой эту улыбку не назовешь. Так выглядит человек, достигший наконец своей цели и вдруг сообразивший: это совсем не то, что он искал.
По какой-то странной ассоциации Винтер вспомнил встретившегося недавно прохожего. На голове у него был великолепный, почти неотличимый от живых волос парик, а на физиономии горестная мина. Вот так. Мечта осуществилась, у него шикарная шевелюра, а он все равно несчастлив. Мать жила в раю, но это, очевидно, был какой-то другой рай. Не ее. Не тот, в который она стремилась.
— Лотта говорила, ты к ней заходил. Я очень рада. И она, кстати, тоже. Тебе полезно это узнать.
— Да.
— Это для нее очень важно. Она куда более одинока, чем тебе кажется.
«А почему бы вам тогда не вернуться?» — подумал Эрик.
— Они с девочками собираются нас навестить в октябре.
— Это хорошо…
— Ты не забыл, что в октябре у нее сорокалетие? Представь только — сорок лет!
— Серьезная дата.
— Твоя старшая сестра.
— Мама, я…
— Мне уже просто неудобно опять просить тебя приехать. Это нехорошо с твоей стороны, Эрик. Мы очень хотим тебя видеть. Особенно отец.
Он не ответил. В трубке послышался какой-то шум. Испанская птица. Или порыв испанского ветра.
— Не знаю, что я должна сделать, чтобы ты приехал.
— Тебе ничего не надо делать, мама.
— А я и не могу.
— Давай не будем про это говорить.
— А ты не мог бы позвонить в следующие выходные?