Он поспешно сбросил с себя плащ и пощупал совершенно мокрый костюм Освальда, но тот нетерпеливо отстранил его:
— Оставь, пожалуйста! Стоит ли говорить об этом.
— То же самое думаю и я, — заметила графиня, которой, по-видимому, очень не нравилась такая заботливость сына. — Ты ведь знаешь, что Освальд вовсе не подвержен простудам. Надо только переменить костюм. Ступай, Освальд! Ах, еще одно, — добавила она словно мимоходом, — я велела приготовить тебе другую комнату, наверху, в боковом флигеле.
— Зачем же? — удивился Эдмунд. — Мы постоянно жили рядом.
— В твоих комнатах я сделала некоторую перестановку, мой друг, — сказала графиня тоном, не допускающим возражений, — и я вынуждена была занять комнату Освальда. Он, наверное, ничего не будет иметь против, тем более что прекрасно может устроиться наверху.
— Конечно, милая тетушка!
Ответ прозвучал вполне спокойно и равнодушно, однако в нем, несомненно, крылось что-то такое, что поразило молодого графа. Он нахмурил брови и намеревался возразить, но остановился, взглянув на окружающих слуг. Вместо этого он внезапно подошел к двоюродному брату и взял его за руку.
— Ну, все устроится к лучшему. А теперь, Освальд, ступай и сейчас же переоденься! Слышишь, немедленно! Сделай это для меня, а то я все время буду упрекать себя. Во всяком случае, мы будем ждать тебя за столом.
— Эдмунд, я жду тебя, — резко промолвила графиня.
— Сию минуту, мама! Эбергард, посветите господину фон Эттерсбергу, и приготовьте ему сухое платье!
Эдмунд подал матери руку, чтобы отвести ее наверх.
На проявление такой сердечной заботливости Освальд не ответил ни слова. Несколько секунд он глядел им вслед и затем, взяв у старого слуги подсвечник, сказал:
— Спасибо, Эбергард. Я найду дорогу один. Позаботьтесь о моем чемодане!
Затем он исчез в слабо освещенном коридоре, ведшем в боковой флигель замка.
Свеча бросала яркий свет на лицо Освальда, которое сейчас, когда он остался один, потеряло равнодушное выражение. Губы были плотно сжаты, брови мрачно нахмурены, и выражение почти ненависти исказило его черты, когда он вполголоса сказал:
— Когда же, наконец, я буду свободен?
Род графов Эттерсбергов некогда был очень многочислен, но с течением лет смерть отдельных членов или замужество женщин постепенно отрубали одну ветвь за другой, и ко времени настоящего рассказа, кроме овдовевшей графини, жившей в Эттерсберге, в живых были только два представителя рода: граф Эдмунд, настоящий владелец майората, и его двоюродный брат Освальд.
Последний разделял участь всех младших сыновей тех родов, имения которых представляют собой майорат. Не имея состояния, он был в полной зависимости от старшего в роде, во всяком случае до тех пор, пока не завоюет себе известность.