— Вы, видно, вообще не понимаете, как можно радоваться чему бы то ни было. Во всяком случае, вы в таком грехе неповинны, и бедным ласточкам, наверное, никогда не уделяли ни малейшего внимания.
— О, нет! Я всегда завидовал им в том, что они могут лететь вдаль, завидовал их свободе. Ведь в жизни нет ничего выше свободы.
— Ничего выше? — обиженно и недовольно спросила Гедвига.
— Нет, по крайней мере, для меня! — решительно и холодно ответил на это Освальд.
— Похоже на то, что до сих пор вы изнывали в цепях, — с нескрываемой насмешкой промолвила Гедвига.
— Разве необходимо непременно томиться в темнице, чтобы стремиться к свободе? — тем же тоном спросил Освальд, только его насмешка перешла уже в сарказм. — Жизнь кует такие цепи, которые часто гнетут тяжелее, чем настоящие оковы узника.
— Тогда надо сбросить эти цепи.
— Совершенно верно, надо их сбросить. Только это гораздо легче сказать, чем сделать. Кто никогда не был лишен свободы, тот, конечно, не понимает, что другие борются за нее долгие годы, что они должны пожертвовать всем за то благо, которое остальным дается само собой. В конце концов это не важно, лишь бы завоевать это благо.
Освальд отвернулся и, казалось, внимательно наблюдал за полетом ласточек.
Снова наступило молчание, длившееся на этот раз значительно дольше и еще больше прежнего мучившее Гедвигу. Эти паузы в разговоре были для нее и необычны, и невыносимы. Этот несносный Освальд фон Эттерсберг позволял себе Бог знает что: во-первых, он сказал ей дерзость за ее свидание с Эдмундом, затем самым резким, почти оскорбительным образом заявил, что ни за что на свете не останется в доме своего брата; потом он говорил о темнице и цепях, а теперь замолчал и углубился в свои мысли, в то время как в его обществе находилась молодая барышня, невеста его ближайшего родственника! Гедвига нашла, что мера неуважения к ней переполнилась, и поднялась, коротко сказав:
— Мне пора возвращаться домой.
— Как угодно! — произнес Освальд и намеревался было последовать вместе с ней, но она недовольно отмахнулась.
— Благодарю вас, господин фон Эттерсберг; я прекрасно знаю дорогу.
— Эдмунд настоятельно велел мне проводить вас.
— А я отпускаю вас, — заявила девушка таким тоном, который ясно показывал, что приказания молодого графа ничего для нее не значили, когда она хотела поступить по-своему. — Я пришла одна и вернусь также одна.
— Тогда вам придется поторопиться, — холодно заметил Освальд. — Надвигаются тучи, они все ближе и ближе, и через полчаса польет дождь.
Гедвига испытующим взглядом посмотрела на грозовые тучи.