Он снова замолчал, отпил из стоявшей перед ним резной чаши сливовый рассол и под внимательным взглядом князя и воеводы медленно заговорил:
— Спросил ты меня, я и призадумался, и вот что вдруг на память пришло… Думается теперь, что именно после этого и приметил меня Ярослав Всеволодович. Ты ведь, Михаил Ярославич, знаешь о том, что малолетним братьям твоим Александру и Федору, которых князь Ярослав оставил княжить в Великом Новгороде, пришлось тайно покинуть сей неблагодарный город из-за смуты, начавшейся по наущению бояр.
Князь согласно кивнул.
— Утром, как нам сказывали, те бояре на вече кричали, что они‑де князей не выгоняли, а сбежали, мол, замыслившие зло. Вот как назвали тех, кто спас княжичей от расправы толпы. Тиун Яким да боярин Федор Данилович, на которых твой отец своих сынов оставил, в тяжелую минуту его не подвели, а среди малой охраны верной, что они вязли с собой, и я был. Спустя год, во Пскове бояре оковали княжеского наместника, и Ярослав Всеволодович уж сам указал на меня, когда отбирали дружинников, что должны были сопровождать его гонца в сей мятежный город. Требование, переданное с гонцом, смутьянов не образумило, но батюшка твой, пусть земля ему пухом будет, подмял‑таки Псков под себя. А потом много еще чего было, — задумчиво произнес посадник и продолжил: — Когда сел он на великокняжеский престол, не забыл меня, не только землицей за службу безупречную пожаловал, но и посадником сюда послал. Сказал мне тогда, служил, мол, ты усердно верой и правдой, а нынче дело доверяю хоть и не ратное, но оно потрудней иного сражения. Так, как говорил великий князь, оно и вышло, — со вздохом закончил он свое повествование.
Михаил Ярославич хорошо понимал, чем был вызван этот тяжелый вздох. «Не богатую подать с людишек, великому князю подвластных, пришлось собирать, а по полям и весям — кости христианские, не гривны в сундуки складывать, а золу от сгоревших изб и палат разгребать, — подумал он. — Да и людишек тех разметало: кто в землю лег, кто в полоне горе мыкает, а кто, родных и нажитое потеряв, в бродни подался. Да, не на хлебное место князь милостника отправил».
Словно пытаясь освободиться от нахлынувших невеселых мыслей, князь тряхнул головой и перевел взгляд с окна, за которым все сыпал и сыпал снег.
— А где же твой Федор? Что‑то я вчера его не видел среди тех, кто меня у ворот города встречал, — внезапно спросил он.
Этот неожиданный вопрос застал врасплох посадника, который все еще находился под властью воспоминаний. Он ошарашенно взглянул на князя и только тут понял, о чем его спрашивают.