— Надо бы и мне все поглядеть, — сказал князь, — да еще успеется. Вот солнышко выглянет, тогда и буду смотреть, может, на ярком свете изъяны какие обнаружатся, из‑за тьмы да снега невидные. А? Что скажешь, Василий Алексич? — желая поддеть посадника, продолжил он с усмешкой.
— Что ночь темная, что день ясный! Когда хочешь, смотри, Михаил Ярославич, — ответил тот с едва заметной обидой в голосе. — Сам работу принимал, едва ли не каждое бревнышко ощупал да осмотрел, нет ли жучка какого или трещинки.
— Не обижайся, Василий Алексич, пошутил я, — примирительно заговорил князь. — Я изъян в мече боевом или доспехах воинских найти могу, а не в том, как палаты сложены. Главное — крыша над головой. Это я от досады: жаль мне, что ненастье разыгралось. Ни города хорошенько не разглядеть, ни окрест него не проехать, ни себя не показать, ни на людей не посмотреть. Остается только у печи беседу вести.
— Что ж сиднем сидеть? Метель хоть и кружит, задуманному мешает, но можно и непогоду провести. Ты вот сына моего вспомнил, а дом‑то мой ведь здесь неподалеку: пойдешь — снегом не успеет запорошить! — осмелел посадник.
— А и то, правда! — воскликнул радостно воевода. — Не навестить ли нам дом посадника? С семьей его познакомиться. Михаил Ярославич, как смотришь на это?
— Что ж, к обеду жди гостей, Василий Алексич, — согласился князь. — А пока можешь ступать, нам же с воеводой еще потолковать надо, — сказал он, жестом останавливая воеводу, собравшегося было встать из‑за стола.
Посадник поднялся с лавки, отвесил низкий поклон князю, склонил голову перед воеводой и направился к двери. В сенях его поджидал слуга, который помог воеводе натянуть подбитую мехом свиту. Выйдя на улицу из теплой горницы, Василий Алексич ощутил пронизывающий холод и, под жестокими порывами ветра усевшись в седло, поспешил к дому.
Снег, так и норовивший забраться за ворот, бил в лицо, заставляя думать только о том, как бы увернуться от очередного хлесткого удара ветра.
Посадник стеганул плетью коня, мечтая поскорее добраться до своего дома и там, отдав необходимые распоряжения дворне, в тепле и уюте подумать о состоявшемся разговоре. Старый Пепел обиженно фыркнул, попытался повернуть морду, чтобы глянуть на хозяина, но поводья помешали, и конь зарысил к теплому стойлу.
Въехав за ворота, посадник спешился у самого крыльца, но, вместо того чтобы сразу же отправиться в дом, отдавая подбежавшему конюху поводья, отругал его, едва не приказав высечь. Причиной гнева стал Пепел, получивший прозвище из‑за своей чалой масти.