Лишь когда Егор Тимофеевич и первый подоспевший к нему на помощь дружинник вынесли мальчиков на берег, все вздохнули с облегчением.
Однако радоваться было рано.
Если крепкий телом Андрей, из‑за беспокойного нрава уже не раз побывший в разных переделках, мог без последствий перенести очередное испытание, то для княжича, хоть и вполне теперь окрепшего, купание в студеной осенней воде невесть чем могло обернуться.
Костер, к счастью, заполыхал очень быстро, но пока его разводили, детей раздели донага, обтерли чьими‑то рубахами и надели на них чьи‑то свиты, потом, усадив обоих к огню и разыскав у кого‑то в калите непочатую сулею, напоили хмельным медом.
Только после этого обратили внимание на то, что и сам Егор Тимофеевич, все это время отдававший приказания, успел в этой суматохе скинуть только вымокшую свиту и теперь, блаженно глядя на спасенных детей, стоит у костра босой, в мокрой рубахе и мокрых портах. Его помощник, уже скинув с себя вымокшую одежду и разложив ее у костра, грелся рядом, то одним боком, то другим поворачивая к огню сильное молодое тело. Для них тоже нашлась сулейка с медом, и, отхлебнув из нее по очереди, они переглянулись и неожиданно засмеялись. Их смех подхватили все.
Смеялись и княжич, и Андрей. Михаил, кажется, наконец‑то понял, что был на волосок от гибели, но по детской наивности не верил, что его жизнь так нелепо могла оборваться.
Княжич стал со смехом рассказывать, как сначала опешил, оказавшись в холодной воде, которая была гораздо холоднее, чем он ожидал, упомянул и о том, как решил, что сможет удержаться за ломкий камыш, но только обрезал руки. Для достоверности он всем протягивал ладони с едва заметными темными линиями, и взрослые с неподдельным вниманием смотрели на детские руки. Затем княжич стал рассказывать, как испугался, когда почувствовал, что почва под ногами куда‑то исчезла и его словно кто‑то потянул вниз, в черную бездну. Однако хоть он пытался говорить со смехом, но холодок испытанного ужаса пробежал по спине и у него самого, и у всех, кто был свидетелем случившегося.
— Я скажу отцу, и он отблагодарит тебя и Андрея за мое спасение — вдруг серьезно сказал княжич и тут же со смехом стал вспоминать, как почувствовал, что кто‑то схватил его за свиту, отчего ему стало трудно дышать.
«Пожалуй, благодарности не миновать, — подумал тем временем Егор Тимофеевич, — только какой? Под горячую руку попадешь, можно и в поруб[31] угодить, а то и головы лишиться».
Награды, правда, никакой не было, но и в опалу наставник княжеского сына не попал.