татарских шли, и через Днепр вперед ринулись. До речки, что Калкой зовется, быстро добрались, а вот там‑то и наткнулись на главные силы. Их и счесть было нельзя.
— Дальше я знаю, что было, мать поведала, — насупившись, пробубнил себе под нос Михаил, не желая вспоминать о поступке деда, недостойном[33] не только воеводы, но и простого воина. Однако, помолчав мгновение, все же сказал: — Надо было бы хоть переправу наладить, может, тогда бежать, аки зайцам, не пришлось и сабли, словно траву, наших витязей не косили бы.
— Смышлен ты. Однако это теперь хорошо говорить, что тогда надо было делать. Помнишь присказку: «Если бы да кабы…»
— Знаю, знаю, о чем ты опять скажешь, — замахал руками княжич, — но ведь обидно…
Пожалуй, лишь на один вопрос княжича, который тот все чаще и чаще задавал, Егору Тимофеевичу не удавалось ответить вразумительно, да и то потому, что он и сам не знал, почему идет войной брат на брата, вместо того чтобы забыть о междоусобицах и общими усилиями оборонять свои земли от грозных врагов.
За делами да беседами время быстро пролетело, и едва только сошел лед с реки, как Егор Тимофеевич, не забывший о разговоре с князем, стал приучать Михаила к воде.
Далась эта наука княжичу нелегко, но, превозмогая страх, он научился‑таки и этим премудростям. С явным удовольствием он в жаркую летнюю пору плескался у берега и плавал против течения, преодолевая усталость, но и осенью не оставил этого занятия, чем несказанно удивлял мать.
Никто тогда и предположить не мог, что умение, которым пришлось овладевать Михаилу из‑за случая на охоте, едва не обернувшегося бедой, через несколько лет спасет княжескому сыну жизнь.
Воевода вдруг ощутил на лице колкие брызги, он даже облизнул сухие губы и дотронулся до лба, покрытого липкой испариной.
Нет, это ему только почудилось, что он увидел в пяти локтях от себя безусое лицо Михаила, на мгновение показавшееся над темной водой и вновь скрывшееся в пучине, и то, как в круги, расплывавшиеся над тем местом, где только что мелькнула голова князя, тут же упала стрела, пущенная из татарского лука.
Опять в ушах воеводы зазвучали удары мечей и сабель, крики и стоны людей, конское ржание, а перед глазами замелькали картины той страшной битвы на реке Сити, которую он, как ни старался, но забыть не мог.
Егор Тимофеевич оказался там по воле случая, хотя можно ли назвать случаем то, что происходило в ту пору по всей Руси.
Даже по прошествии времени никто и приблизительно не мог определить, с какими силами пришлось тогда столкнуться русским дружинам. Говорили не о числе воинов хана Батыя, а о том, сколько дней надобно скакать на резвом коне, чтобы достичь края земель, занятых его туменами. А уж поначалу и вовсе далеко не всем было ясно, что в одиночку с очередной напастью не справиться.