— Голова болит, — коротко и вяло суммирую я все мною услышанное. — У вас выпить нету?
— А ваш товарищ оставил, — с поспешной готовностью бросается тот мне на помощь. — Просил налить, как только проснетесь.
Выуженная из сумрака полого стола, передо мною появляется блистающая девственным сургучом четвертинка. Когда после третьего глотка в моей медленно угасающей крови вспыхивает множество крохотных солнц, а стены вокруг раздвигаются до четко осязаемых размеров, я поднимаюсь и молча выхожу в тамбур.
За мелкой изморосью дверного стекла неслышно клубится рассвет. Окутанные текучим туманом деревья, кажется, плывут мимо в сизое ничто утренней перспективы. Мир вокруг дремотен, очищающ и тих, как дитя, прозревающее свой первый сон. Беру на себя дверь и спускаюсь вниз. Едва ноги мои касаются тверди, как впереди меня, в дымящихся травах придорожной полосы вспыхивает яркое пятно. Пятно плавно движется мне навстречу и в нем — в этом пятне — по мере приближения все явственнее обозначаются, твердеют черты вчерашней лилипутки. Утро так беспорочно и благостно, что, если бы не пыльная, в мутных подтеках лента поезда вдоль леса, можно было подумать, будто это первая Ева бредет по первой земле, в поисках своего первого возлюбленного. Делая шаг к ней, я вдруг ощущаю себя тем самым Адамом, которого со слепой улыбкой ищет она сейчас, и через минуту руки наши находят друг друга, и мир мгновенно смыкается в нас. «Прости, Господи, — забываясь, шепчу я, — перед соблазном этого древа мы, смертные, бессильны!»
Двери в пустынных коридорах казались Марии вымершими сотами. Жора походя откатывал то одну, то другую из них, но тут же задвигал снова, обескураженно вздыхая:
— Никого… Никого… и здесь никого… Куда они все запропастились, чёрт побери!..
Миновав последний вагон, они очутились в хвостовом тамбуре, и тут, в темноте, Жора приник к ней, и она почувствовала, как в нем западает дыхание, и чуткие губы его скользят по ее лицу, шее, плечам:
— Мария…
— Подожди.
— Ты удивительная…
— Тебе кажется.
— Нет… Нет…
— Скоро пройдет.
— Никогда…
— Вот увидишь.
— Не говори так… Не говори.
— Зачем я тебе?
— Не могу без тебя.
— Смешной…
— Я так благодарен тебе. Мария…
— Как маленький…
— Выйдем?
— Давай…
Он открыл дверь, чуть помедлив, спрыгнул низ и потянулся оттуда к Марии:
— Смелее.
Мария расслабленно упала в темь, цепкие руки Жоры подхватили ее, бережно опустив на землю:
— Пошли? — Он выбросил ей руку уже с другой стороны кювета. — Иди сюда.
Но едва они пересекли полосу отчуждения, как из тени лесополосы перед ними выступила смутная фигура: