— Ватсон, — сказал баронет, — это был вой собаки.
Кровь застыла в моих жилах от ужаса, который слышался в его голосе.
— Как объясняют этот звук? — спросил он.
— Кто?
— Здешний народ.
— О, народ невежествен. Какое вам дело до того, как он его объясняет?
— Скажите мне, Ватсон, что народ говорит о нем?
Я колебался, но не мог уклониться от ответа.
— Он говорит, что это кричит собака Баскервилей.
Сэр Генри простонал и умолк.
— Да, то выла собака, — сказал он, наконец, — но казалось, что этот вой доносится издалека, за много миль отсюда.
Трудно было определить, откуда он доносился.
— Он поднялся и замер вместе с ветром. Ведь ветер дует от большой Гримпенской трясины?
— Да, от нее.
— Так звук шел оттуда. Ну, Ватсон, признайтесь, разве вы сами не приняли его за собачий вой? Я ведь не ребенок, и вам нечего бояться говорить мне правду.
— Стапльтон был со мною, когда я впервые услыхал этот звук. Он говорит, что его, может быть, издает какая-то странная птица.
— Нет, нет, то был вой собаки. Боже мой, неужели есть доля правды во всех этих историях? Возможно ли, чтобы я подвергался опасности от такого темного фактора? Вы не верите в это, Ватсон?
— Нет, нет.
— A между тем — одно дело — смеяться над этим в Лондоне и другое дело — стоять в темную ночь на болоте и слышать такой крик. A мой дядя! Ведь около его тела видели следы собачьих лап. Все идет одно к одному. Не думаю, чтобы я был трусом, Ватсон, но от этого звука кровь застыла в моих жилах. Попробуйте мою руку!
Она была холодна, как кусок мрамора.
— Завтра утром вы будете чувствовать себя совсем хорошо.
— Не думаю, чтобы я когда-нибудь забыл этот крик. Что нам теперь предпринять, как вы думаете?
— Не вернуться ли нам домой?
— Нет, чёрт возьми! Мы вышли для того, чтобы добраться до молодца, и мы доберемся до него. Мы ищем преступника, адская же собака пусть ищет нас, коли хочет. Пойдем, мы достигнем своего, хотя бы все враги из преисподней были выпущены на болото.
Спотыкаясь в темноте, мы медленно подвигались среди мрачных очертаний скалистых холмов по направлению к желтой точке, все еще неподвижно светившейся перед нами. Ничто так не обманчиво, как расстояние света в темную ночь; иногда казалось, что он блестит далеко на линии горизонта, а иногда, что он находится в нескольких ярдах от нас. Наконец, мы увидели, откуда шел этот свет, и тогда убедились, что в действительности находимся очень близко от него. Свеча была вставлена в расщелину скалы, которая окружала ее со всех сторон, так что предохраняла ее от ветра и, вместе с тем, делала ее видимой только со стороны Баскервиль-голля. Мы приблизились незаметно, благодаря скрывавшему нас гранитному валуну и, скорчившись за этим прикрытием, смотрели поверх его на сигнальный свет. Страшно было видеть эту одинокую свечу, горевшую посредине болота, без всяких признаков жизни около нее, — одно только прямое, желтое пламя и блеск скалы вокруг него.