Он вновь пополз на четвереньках через гостиную, от души надеясь, что не сказал этому телевизионщику Алберту ничего такого, что могло бы быть впоследствии истолковано, как исполненные глубокого смысла предсмертные слова. У него действительно не было позиции, потому что в этом мире нет устойчивого места, на котором можно было бы ее занять. Взять, к примеру, Джонни Уокера, погибшего в бессмысленной катастрофе на перекрестке. Ради чего он умер? Ради того, чтобы простыни были доставлены вовремя? Или эта женщина в супермаркете. Игра не стоит свеч.
Он включил проигрыватель. Проигрыватель до сих пор работал. По-прежнему на диске стояла пластинка «Роллинг Стоунз», и со второй попытки он поставил последнюю песню (в первый раз он промахнулся мимо нужной дорожки из-за пули, с глухим звуком пробившей покрывало на «Зените»).
Когда все было готово, и последние такты «Человека-обезьяны» растворились в небытие, он снова подполз к перевернутому креслу и выбросил винтовку из окна. За ней последовал «Магнум». Прощай, Ник Адамс.
– Ты не всегда получаешь то, что хочешь, – доносилось из колонок, и он мог подтвердить, что это правда. Но даже если знаешь ее, желание все равно остается.
Граната со слезоточивым газом влетела в окно, ударилась в стену над диваном и взорвалась клубами белого дыма.
Но если, попытаешься, то может оказаться, Что у тебя есть то, что тебе нужно.
Вот и посмотрим, Фред. Вот и проверим. Он взял красный зажим соединительного провода. Сейчас увидим, есть ли у меня то, что мне нужно.
– О'кей, – пробормотал он и прижал красный зажим к отрицательной клемме аккумулятора.
Он закрыл глаза, и его последняя мысль была о том, что мир взрывается не снаружи, а внутри него, и хотя последствия взрыва были катастрофическими, размера он был совсем небольшого – скажем, примерно как грецкий орех.
Потом все вокруг стало белым.