За всеми столами ели. Молча, сосредоточенно, как пожилые крестьяне. Даже самые маленькие не торопились, смаковали каждый кусочек, следя, чтобы не уронить крошку. Ели все. И только он один хлебал суп, не отрывая глаз от своей горбушки.
Если схватить её и быстро-быстро, большими кусками запихать в рот, отнять не успеют. Да можно и не спешить. Нэпман отнимать не станет. Даже внимания не обратит. А вечером будут бить. Накинут на голову одеяло и будут бить. Кричать нельзя. Если закричишь, тяжёлые и частые удары в рот заставят замолчать. Хочешь сохранить зубы, терпи молча. Без криков, без стонов. Бьют по справедливости, за дело — значит, нечего артачиться. Будешь вести себя честно, и они выдержат все законы «тёмной». Никто не ударит ногой или в запретные места. Когда упадешь и они увидят, что не притворяешься, оставят в покое.
— Витя, почему не ешь хлеб?
Перед ним стояла Елена Евгеньевна.
— Сладкое на закуску, — не растерялся Витька.
Она потрепала его по волосам, улыбнулась, прошла дальше.
Разделавшись с супом, он взял горбушку, чтобы сунуть её за пазуху и после обеда, незаметно для других, отдать Нэпману. Когда он поднес её к вороту рубахи, аромат хлеба, должно быть, вскружил ему голову. Со злостью оторвал он зубами большой кусок и начал жадно есть.
Пусть бьют. Не в первый раз.
У него не хватило воли взглянуть на Нэпмана, не хватило выдержки не торопиться. За обеими щеками у него был хлеб, и он глотал непережеванные куски, низко нагнувшись над столом.
Весь остаток дня Нэпман даже не взглянул в его сторону, и это было очень плохо, но всё равно свой ужин Витька тоже съел сам. Семь бед — один ответ.
Вечером старшие ребята, несколько воспитателей и директор уехали на соседнюю станцию за продуктами. Отправился с ними и Витькин брат. А Нэпман и Антон остались. Они заболели. У них поднялась температура. Девять лёгких щелчков по головке градусника, и температура будет тридцать восемь и шесть. Сильно бить нельзя — может разорваться ртутный столбик. Нэпман не мог доверить такое дело Антону. Он сам поднимал температуру на обоих градусниках.
Витька рано ушёл в свою келью. Он знал, что придёт Нэпман. Пусть уж лучше скорей это кончится. Он ждал со страхом и упрямством. И Нэпман пришел. Заложив руки в карманы, широко расставив ноги, сказал:
— Ну как?
Витька молчал. Напряжённо ждал первого удара. Но Нэпман медлил. Он смотрел на свою жертву, наслаждаясь предстоящей сладостной местью. Он словно выбирал место, куда ударить, чтобы было красиво, неожиданно и сильно. Но он не такой простак, чтобы первым ударом лишить сознания. Сначала надо позабавиться, чтобы страх перед ним остался надолго. Лёгкая пощечина обратной стороной ладони, потом вторая, так, чтобы раздразнить, разозлить — авось огрызнется. Вот тогда и оглушить кулаком. Подождать, пока придёт в себя, и снова — по щекам.