- Он пристрелит и её и нас…
- Бросайте! – заорал Фитц, пятясь к двери.
- Послушай… - начал я.
- Молчать! Или ты немедленно бросишь пистолет, или я прострелю ей ногу! Считаю до трёх! Раз…
Мы с Викентием переглянулись.
- У меня нет пистолета, - пробормотал я.
- Два…
Длинное багровое пятно вытянулось по стене от того, что только что было затылком Фитца. Он выронил пистолет и, развернувшись вокруг своей оси винтом, рухнул на пол. И только потом я расслышал звук выстрела.
- Чтоб… - только и произнёс так до конца и не вылезший из-под опрокинутого стола Викентий.
Оставшаяся одиноко стоять Линда медленно подняла руку к окровавленному виску, смазала кончиками пальцев кровь и, не поворачивая головы, поднесла руку к лицу. Потом её глаза закатились, и она сложилась, рухнув поверх тела Фитца.
Теперь выругался уже я.
В проёме возникла грузная высоченная фигура. В руке у неизвестного был внушительных габаритов револьвер.
- Я просил стрелять только в самом крайнем случае… - пробормотал Викентий, отбрасывая придавивший его стол в сторону.
Я нагнулся к девушке и ощупал висок и затылок.
- Она ранена?
- Нет, это кровь Фитца…
Линда тихо застонала и попыталась открыть глаза.
- Ты мог промахнуться и задеть её, - проворчал Шальгин в адрес незнакомца, попутно выворачивая карманы трупа.
- Я похож на человека, который может промахнуться? – пробасил тот.
- Каждый может промахнуться… даже я, - Шальгин недовольно поднялся, - у этого негодяя, похоже, ничего с собой нет. Никаких документов. Мы опять потеряли нить…
- Мне нужна вода и платок, - сказал я, - она не может идти в таком виде…
- Куда идти? – не слишком отчётливо пробормотала Линда.
- Куда угодно, только подальше отсюда. Не думаю, что мы сможем вразумительно объяснить полиции, что здесь случилось.
Линда выбралась из ванной и теперь старательно вытирала голову вафельным полотенцем.
- «Ей повезло, что у неё короткая стрижка», - подумал я, - «у этого громилы просто гаубица какая-то, бедняга Фитц…»
Я перевёл взгляд на сидевшего в углу нашей гостиной незнакомца. Кожаные подтяжки охватывали массивные плечи, а на мускулистых загорелых предплечьях, видневшихся из-под закатанных рукавов, белели старые шрамы. Перебитый нос и рассечённый когда-то давно лоб шарма ему тоже не добавляли. От нечего делать незнакомец старательно протирал фланелькой тяжёлый револьвер.
- Сорок второй калибр? – спросил я.
- Он самый. Финк и Мейсон. Добротный и надёжный ствол. Не люблю новомодные пукалки…
- Кстати, я всё как-то забываю вас представить, - заметил Викентий, - Удо Крандт – прошу любить и жаловать.