Но то, что они увидели, потрясло их: во дворе, в казематах барака — мертвая тишина, трупы расстрелянных… Среди убитых не было опознано ни одного молодогвардейца. Со стен закопченных и грязных камер своей свежей белизной, как кровоточащие раны, зияли поспешно нацарапанные последние слова казненных:
«Взят. Гуков. 2/I — 1943».
«Погибшие от рук фашистов 15.I.43 г. в 9 часов ночи».
В овале нарисованного сердца — фамилии первомайцев:
«Бондарева, Минаева, Громова, Самошина», «Смерть немецким оккупантам!», «Живые, отомстите за нас».
От барака люди вместе с воинами Красной Армии устремились к шурфу заброшенной шахты № 5. В этом людском потоке безутешного человеческого горя и слез находилась и мать Нины — Анна Андреевна Старцева. Предчувствуя недоброе, она медленно, поминутно останавливаясь, подходила к старой, заброшенной шахте. Ее поддерживали люди. У черного, зловещего шурфа уже шли работы.
Из пятидесятитрехметровой глубины поднимали наверх тела замученных молодогвардейцев. Трупы были настолько изуродованы, что сразу опознать их было невозможно. Родители своих детей узнавали по родинкам, волосам, одежде. Во все дни спасательных работ над шурфом шахты № 5 стоял раздирающий душу материнский плач.
Тело Нины Старцевой из шурфа было извлечено на третий день. Анна Андреевна свою дочь узнала по вышивке на рукаве окровавленной сорочки, по волосам да родинке на спине. От страшного горя и потрясения она все время теряла сознание.
Почти невозможно было узнать и лучшую подругу Нины Старцевой — Лиду Андросову: на шее — обрывок веревки, выбит глаз, на лбу — зияющая рана. Лида приняла смерть, глядя палачам прямо в лицо.
Первого марта 1943 года состоялись похороны юных героев. Героически погибшие молодогвардейцы с воинскими почестями были погребены в двух братских могилах: в парке имени Ленинского комсомола города Краснодона и на Центральной площади поселка Краснодон.
На траурном митинге выступил командир подпольной организации «Молодая гвардия» Иван Туркенич. Слезы мешали ему говорить:
— Прощайте, друзья! Прощай, Кашук любимый! Прощай, Люба, Ульяна милая, прощай! Слышишь ли ты меня, Сергей Тюленин, и ты, Ваня Земнухов! Слышите ли вы меня, други мои? — с трудом сдерживая себя, обращался он к тем, с кем делил смертельную опасность в дни суровой борьбы. — Вечным непробудным сном почили вы. Мы не забудем вас! Пока видят мои глаза, пока бьется в моей груди сердце, клянусь мстить за вас до последнего вздоха, до последней капли крови! Я не сниму этой солдатской шинели до тех пор, пока последний фашист, вступивший на нашу землю, не будет уничтожен! Ваши имена будет чтить и вечно помнить великая наша страна.