— Да, конечно. А вообще-то… — Мгновение-другое колеблется. — Можно они побудут у меня еще несколько деньков? Понимаешь, я не успел собрать все. — Кивает на вещи. — Сумок не хватило.
— Когда найдешь достаточно сумок, позвонишь и я скажу, в какое время планирую быть дома.
Маркус смотрит на меня так, будто я заговорила с ним на китайском.
— Да, но…
— Никаких «но»! — отрезаю я, поражая саму себя. Еще час назад я летела сюда на крыльях, мечтая порадовать этого болвана очередными приятными неожиданностями, а теперь разговариваю с ним, как с презренным и осточертевшим поклонником. Откуда взялась эта жесткость? — Отныне ты мне чужой человек. У посторонних не должно быть ключей от моей квартиры.
Маркус растерянно усмехается.
— Подожди… Я ведь не сказал, что мы становимся друг другу чужими. После нескольких лет вместе это просто… невозможно.
— Возможно, — говорю я.
Маркус приподнимает руку.
— Хорошо, давай договоримся так: я завтра же заберу остальные вещи и…
— Нет! — строже прежнего прерываю его я. До завтра ты можешь наделать копий и раздать их каким-нибудь Абигейл и бог знает кому еще.
Мысленно хвалю себя за то, что со зла не обозвала секретаршу девкой или как-нибудь похлеще. Это выглядело бы смешно и недостойно и говорило бы лишь о том, что я чувствую себя предельно униженной, беспомощной и стократ хуже соперницы. Впрочем, именно так я себя и чувствую, но демонстрировать свою потерянность Маркусу не хочу и не должна. Ко мне вдруг возвращаются силы, и, хоть я догадываюсь, что они скоро тоже иссякнут, резво вскакиваю с дивана, почти выбегаю из гостиной, становлюсь у входной двери, достаю телефон и уже кладу палец на кнопку.
— Положи ключи на полку или я вызову полицию!
Маркус слегка бледнеет и суетливо извлекает из кармана связку.
— Ладно. Вот они. — Опускает ключи, куда я велела, и поднимает руки над головой, как сдающийся в плен боец из проигравшей в сражении армии. — Ты только не волнуйся так, Сиара Энн.
— Никогда, — слышишь?! — никогда больше не называй меня Сиарой Энн! — кричу я, тряся рукой с телефоном.
— Гм… — Маркус смотрит на меня в полном ошеломлении. Я в жизни не повышала на него голос, во всяком случае так. — Хорошо, не буду.
— И слава богу, что проваливаешь! — Подскакиваю к полке, забираю ключи и ухожу в спальню, где больше нет его модели самолета, будильника-приемника и многих других вещей. Из прихожей какое-то время не доносится ни звука, потом негромко хлопает входная дверь, и мне на плечи тяжелой шубой ложится убийственное одиночество.
Брошена! До сегодняшнего дня я и не подозревала, сколько горечи и безысходности таит в себе это невинное слово. Когда тебе дают от ворот поворот, чувствуешь себя жалкой, ничтожной, достойной лишь сострадания, а то и презрения.