Расселись по ящикам. Белов рядышком со мной приземлился, десятники же на некотором отдалении. Вроде как дистанцию соблюли.
Для затравки разговора я предъявил собравшимся свой лейтенантский патент. После личного обращения покойной княжны Белояровой и эпического разгрома сквернавцев у Длани эффект, конечно, получился уже не тот. И маленький, но тщеславный шоумен во мне от всеобщего молчания слегка сконфузился. Отреагировали мои соратники сдержанно, словно ожидали чего-то подобного.
После краткой паузы озвучил им свою «настоящую» легенду: мол, на деле я офицер для особых поручений генштаба русинского корпуса Армии Освобождения, приданный батальону для усиления. Узкое место, каким таким чудом я оказался на дороге в голове разгромленной колонны, пришлось проскочить. Уцелел же в засаде просто: сбили с ног в толчее да по голове «прилетело неслабо». Испугался. Все-таки первый бой как-никак. Притворился мертвым. Потом перестрелял мародерствующих сквернавцев и бросился в лес, где и плутал, отстреливаясь, пока не набрел на Буяна. Признаваться в своей трусости было непросто, но, увы, необходимо, чтобы придать рассказу какую-то видимость правды.
Честно говоря, больше всего переживал за этот момент: аборигены в слово «честь» вкладывали непривычно много смысла, раздувая его до глыбы, которую нельзя ни перепрыгнуть, ни обойти, не запятнав репутацию. А ее, как одежду по поговорке, следовало беречь смолоду. И, что характерно, в первую голову это касалось особ благородного происхождения. Да уж, порядки…
Евгений Белов – единственный, кто имел право упрекнуть меня в «недостойном офицера поведении», – предпочел отвести глаза. Похоже, юноша понимал, что не время и не место выяснять, кто достоин, а кто здесь «погулять вышел». На мое счастье, разум парня слишком чист, чтобы изводить себя ревностью и домыслами. Если посмотреть на ситуацию объективно, то Фома отдал Слезу Асеня с душой княжны какому-то приблудному авантюристу, а не влюбленному в нее юному рыцарю. Не похоже, что без страха и упрека. Не потому ли он так взялся геройствовать, что тоже растерялся под огнем? Так или иначе, окажись на месте Евгения более эгоистичный и ограниченный субъект, мне бы не удалось избежать конфликта, – к гадалке не ходи.
Также никто не заявил, что не видел меня во время предшествующих стоянок, на марше и затем в бою. И это радовало. Пусть мелкий червячок сомнений точит разум кого-то из подчиненных в свободное от боевой работы время. Пока они готовы сражаться под моей командой со сквернавцами, превозмогать всяких «червячков» в их головах нет нужды.