Момент получился скользкий. С одной стороны – налицо грубое нарушение дисциплины и по меркам Армии Освобождения, да и по наемничьим понятиям тоже. С другой – нарушители оперативно повинились. А повинную голову, как известно, меч не сечет. На доброе слово я, в отличие от прежних командиров, пока еще ни разу не скупился. Однако личный состав все же настороженно воспринимал положительную оценку своей работы из моих уст. Похвалив Молчуна, я напомнил всем присутствующим и попросил донести до рядовых, что теперь отряд существует по другим, не менее суровым законам и надзор за справедливым разделом заработанного кровью и потом – личное дело всех и каждого.
От слов плавно перешли к делу. Рядовой боец в моем подразделении получил заслуженного еще в Армии Освобождения жалованья по два цехина и еще пригоршню разнокалиберных монет на сорок центов. Буяна с Молчуном рассчитали как единственных уцелевших мастеров по пять с половиной центов в день или по три целых тридцать сотых цехина на каждый не раз битый жизнью нос. При разделе денежной составляющей добычи рядовым и обозным досталось по тринадцать цехинов и сорок одному центу. Без малого годовое солдатское жалованье! Каждому раненому соответственно было выдано двадцать шесть целых и восемьдесят две сотых имперских денег. Капральские кошели потяжелели на шестьдесят семь цехинов с «копейками», то есть, конечно же, центами. Доктору Немчинову и кадету Белову жалованья не полагалось, поскольку в штате батальона те не числились, зато вышло почти по девяносто четыре монеты награбленного. Я же разбогател на двести цехинов разом. Небольшой и обманчиво легкий, но плотно набитый имперскими монетами кошель занял место в моем ранце.
Пожалуй, стоит пояснить, кто спонсировал столь шикарный «банкет». Основным «вкладчиком» выступила батальонная казна. Этого никто не ожидал – среди солдат циркулировали слухи, что обитый железом денежный ящик пуст, мол, поэтому и жалованья не платят. Те же, кому посчастливилось его грузить в фургон, предположили в нем некоторое количество свинца и меди. Я же, заглянув внутрь, сильно ошибся в оценке содержимого по причине неопытности. После выплаты жалованья уцелевшим русинам в батальонной кассе насчитывалось еще две тысячи триста цехинов с мелочью – двухмесячный фонд оплаты труда пятисот солдат, обозных людишек, младшего и старшего комсостава. В том числе немалая сумма на покупку фуража и непредвиденные расходы. Еще тысячу восемьсот «условных единиц» преподнесли нам офицерские кошели и шкатулки. Надо полагать, нам достались карманные деньги. Взятки за предательство и выручка от продажи оружия, возможно, остались в тайнике донжона. Не исключено, что деньги дожидались предателей в другом месте, всех тонкостей этого мутного дела мне уже никто не раскроет. Вклад Молчуна, а также кошель дукарского наемника и монеты перебитого дозора оказались жирными каплями в этом денежном море.