На клочке голой земли поверх подстеленных плащей возвышалась гора трофеев. Похоже, каждый наемник нес по ружью и паре пистолетов, а также сабли, топорики, кинжалы и разную амуницию. Штыков я почему-то не увидел. Интересно, а засапожники да разные хитрые приблуды для скрытого ношения ребята у них собрали?
Груда трофеев еще раз подтверждала догадку, что наемники мне попались тертые. К вопросу оснащения подошли с умом и тугим кошельком, чего у новичков и неудачников обычно не наблюдается. Основу огневой мощи отряда составляли плежские реплики казнозарядных штуцеров Марксмана. Насколько я мог судить, линейка марксмановских ружей здесь и сейчас выступала аналогом автомата Калашникова по простоте, надежности и высоким боевым характеристикам. Порадовала глаз пара превосходных револьверных скорострелок с полными «бандольеро». Среди прочих образцов нашелся брат-близнец Акинфова ружья. Больше прочих меня заинтересовали ручная мортира и две двудульные вертикалки внушительного калибра. Ручной гранатомет – отличный трофей. Да и дробовики, если вспомнить «зоопарк» на службе наших врагов, вполне к месту. В ближнем бою часто именно картечь решает, кому по земле ходить, а кому в ней лежать. Надо учесть!
На второй взгляд, в куче трофеев выходило больше чем по одному ружью на брата, даже если погонщиков зачислить в отряд. Побросали как попало – где ствол, а где приклад закрыт амуницией, и не сосчитать сразу. И что мне теперь с ними делать? Не с железяками, а с людьми, конечно.
– Буяну, колонне – отбой. Пятиминутный отдых, – бросил Акинфу, забыв, что единственный на весь табор хронометр у меня в браслете.
Повернул голову, уловив боковым зрением искры ненависти в зеленых глазах раненого. Четко осознал: этот человек опасен, нельзя оставлять его в живых! Но что-то мешало убить его прямо сейчас.
– Кто стрелял?
– Тот негодяй, – Евгений указал движением головы в сторону горбуна, чью правую руку перетягивал тряпицей рыжий наемник. – Я подозреваю, он подбивал прочих к сопротивлению…
Видно, кто-то подстраховал заигравшегося в благородство командира. Привык, значит, парень к пулям над головой. Голос не дрожит, в глазах озорные бесенята скачут, сам весь «на шарнирах» от бескровной победы. Плохо, очень плохо.
– Молчун, – я слегка понизил голос. – Этого, как закончат бинтовать, обыскать, крепко связать руки и мешок на голову. Найдешь магические вещицы – мне.
– Будет сделано, господин лейтенант.
Н-да, барон-знаменосец, ваши рыцарские замашки, не приведи господь, однажды усадят меня сочинять мадам Беловой похоронку. Надо было подпустить этих псов войны на верный выстрел, распределить цели и дать залп. Затем проконтролировать штыками, трупы обобрать и отправить в трясину, хабар и куланов – в обоз, и марш-марш вперед. Честное слово, я бы так и поступил со спокойной душой – невиновные здесь не ходят. Нет, не так. Я бы непременно пленного взял. Допросил бы и вонючую жижу хлебать спровадил.