Не успели отогнать этих наглецов, как между грудами тлеющих головешек зашевелились новые группы наемных стрелков. Судя по тактике и меткой стрельбе – против нас действовали отборные вояки. Баррикада в нескольких местах окрасилась кровью, на крики раненых помчался Харитон.
Накопившись в низине и под прикрытием уцелевших построек второго лагеря, враги, двигаясь бегом врассыпную, преодолели открытое пространство и рассредоточились по фронту, забившись в ямы, между камней, укрывшись завалами из тел. Теперь на каждого нашего стрелка приходилось по трое наемников, вооруженных преимущественно казнозарядными винтовками. Под прикрытием их массированного огня группа гранатометчиков у скал получила пополнение и вновь попыталась отработать свой хлеб с маслом, разрушив ливнем снарядов баррикаду. Часть людей, чтобы избежать ненужных потерь, пришлось отвести от баррикады и укрыть в соседних постройках. Мои дукары лупили бывших коллег из ружей, «метлы» и ручных бомбометов с каким-то особенным остервенением. Слишком хорошо знали, что пощады никто в поселке не получит. Вроде бы взялись за нас еще не в полную силу, но прощупывали уж очень жестко.
Чтобы облегчить задачу моим солдатам, пришлось нам с Акинфом прихватить по винтовке Марксмана и составить компанию паре стрелков на крыше сарая на правом фланге. Здесь мы посвятили несколько минут отстрелу наемников, меняющих позиции. Бах! Согнутая в три погибели фигурка в синем кафтане ткнулась лицом в горячую золу. Бах! Враг выкатился из-за серого валуна, извиваясь и суча ногами. Я не удержался, добавил. Бах! Бах! Высунувшийся из-за бугристого ствола ивы наемник выронил винтовку и упал на колени, обняв ствол руками. Акинф не стал добивать своего подранка. И правильно. Бах! Бах! Бах!
Всласть пострелять нам не дали, заставив спрятать головы за нагромождением мебели, бочек, ящиков, мешков и габионов. Баррикада служила нам неплохой защитой, но слышать, как пули сплошным градом кромсали дерево и лупили в щебенку, оказалось непростым испытанием для нервов.
Безусый мастер-стрелок, привалившись спиной к бочонку, выдрал щепу, вонзившуюся над правой бровью. Кровь заливала глаз, а он, моргая, перезаряжал револьверную винтовку. У второго русина, продолжавшего размеренно посылать пулю за пулей, на голове белела кривая повязка с влажным алым пятном.
– Как звать тебя?
– Сокол, вашбродь, – прозвучал хриплый от пересохшего горла голос.
– Скольких приземлил?
– Сейчас вот. – Парень растопырил пятерню и подогнул большой палец, с черной от свинца подушкой.
– А всего? – Отчего бы не поговорить, пока пули долбят укрытие, не давая высунуть носа. Правда, орать приходится, рискуя сорвать голос.