Они подошли к гостинице.
— Слушай, — сказала она, присев на корточки перед собакой, — посиди здесь, а я сейчас быстренько сбегаю за фотоаппаратом. Я мигом, туда и обратно. Подожди меня, не уходи.
Она высыпала на асфальт остатки чипсов и помчалась наверх, в свою комнату. Аппарат лежал на тумбочке возле кровати. Схватив его, девушка подумала, что там полно снимков Энрико. Она сдаст пленку в фотоателье, а потом, когда получит готовые фотографии, ей придется попросить брата унести их из дома и выкинуть в мусорный ящик. Она сохранит лишь фотографии собаки. На пленке из тридцати шести кадров свободными оставались всего четыре.
Девушка сбежала по лестнице и выскочила из подъезда. Чипсы, которые она высыпала на асфальт перед входом в гостиницу, исчезли, а вместе с ними исчез и Утенок. Она кинулась в сторону виа Националь. Девушка бежала по улице, натыкалась на прохожих и звала пса по имени, но его нигде не было видно. Наконец она остановилась, в последний раз посмотрела направо, налево и пошла обратно. Она знала: собака ушла и больше не вернется. Девушка подумала, что надо попросить портье вызвать такси; потом она сядет в холле и будет ждать, когда придет машина и отвезет ее в аэропорт.
Она опустилась в кресло, достала аппарат из футляра и с легким щелчком открыла заднюю крышку. Она вытащила кассету и вытянула из нее пленку. Пленка стала такой же грязновато-желтой, как и электрический свет в холле гостиницы. Девушка положила ее в пепельницу. Пленка зашуршала и, словно змея, вылезла через край пепельницы. Девушка надеялась, что с Утенком все будет хорошо.
Пес в это время был уже в нескольких кварталах от гостиницы. Он трусил по улице, направляясь на юг, со скоростью около четырех миль в час.
Кокрофт проснулся с ощущением, что его распухшим от алкоголя мозгам тесно внутри черепа. Он лежал в одежде поперек кровати. Кокрофт поднялся и, пошатываясь, спустился на кухню. Он чувствовал кисловатый запах, исходящий от его тела. Кокрофт налил стакан воды, выпил, потом налил еще и снова выпил. Он посмотрел на кресло, в котором любил лежать Тимолеон Вьета, и вспомнил, что они сделали вчера вечером.
— С ним все будет хорошо, — вслух произнес Кокрофт, глядя воспаленными глазами на смятую подушку, к которой прилипли клочки шерсти. — Не надо, Тимолеон Вьета, не расстраивайся, с тобой все будет в порядке.
Кокрофт налил полный стакан воды и пошел наверх. Не снимая ботинок, он повалился на кровать и уснул.
Пес уныло бродил по улицам города, пугливо прижимаясь к земле и стараясь держаться поближе к стенам домов. Он быстро шнырял через проезжую часть, успевая выскочить из-под колес мчащихся машин, иногда останавливался, подбирал с асфальта съедобные куски, случайно оброненные людьми, и шел дальше. Он трусил вперед, опустив голову, пушистый хвост, обычно свернутый кольцом, неподвижно висел между задними лапами.