— Действуй только наверняка, — повторил он в очередной раз.
У таких, как Горгуля, ум простой и заскорузлый. Чем больше повторов, тем лучше запомнит.
— Не торопись. Не фартит — завтра повторим. Или через неделю — не к спеху. Если тебя поймают, сам понимаешь: «колоться нельзя»!
— Да я в жизни не кололся, — обиделся Горгуля. И, помолчав, добавил: — А чего ты на рожон прешь? Неужто так приперло?
Лис бросил косой взгляд.
— Не твоего ума дело.
— Ага.
Время шло. Все реже хлопала дубовая дверь, «Зеленый дом» погружался в темноту. Лис протер куском замши запотевшие стекла, усилил вентиляцию. Он сам понимал, что здорово рискует. Дело уж очень деликатное. С Лешим было бы проще. Но того клиент знает в лицо, к тому же Леший очень давно не «щипал», руки чуткость потеряли… А Горгуля всю жизнь карманы чистит, он в этом деле ас…
Вор беспокойно пошевелился.
— Твой фраер ночевать там, что ли, вздумал? Смотри, уже разбежались все давно!
Лис посмотрел на третье от входа окно на втором этаже, где тяжелые шторы еще светились тусклым болотным светом. «Зеленые!» — отметил Лис с усмешкой.
— Погоди еще немного, — сказал он. — Или на работу опаздываешь? А может, жена заругает?
— Работа… Я тяжелей кошелька ничего не поднимал… И жены у меня отродясь не было. «Закон» запрещает… Раньше запрещал.
Горгуля заворочался на сиденье, зашмыгал носом.
— Раньше на карманах хорошо зашибали. Помню, в 73-м на Новый Год с Пасечником в театр ломанулись, там этот как раз выступал, певец, как его… Ну, который про «Последнюю электричку» пел!.. Хороший певец! Давиловка была, бабы буром пёрли, зыркалы вылазили!
Он рассмеялся.
— Мы за один только вечер рубликов семьсот нащипали — мотоцикл купить можно. И в трамвае иногда целую получку снимали, а на кабак всегда хватало. А сейчас там денег нету — одна нищета голимая катается…
— Поэтому карманников мало стало? — спросил Лис. — А раньше это была «белая кость», элита криминального мира…
— И поэтому тоже, — вздохнул Горгуля. — Только главное — в другом. В головах главные изменения, а не в карманах…
— Интересно! — Лис очень удивился и действительно заинтересовался. — Да ты философ, Горгоша! И какие же в головах изменения?
Вор снова вздохнул.
— На «кармаша» долго учиться надо. Это артист, на которого никто не подумает… Чуткий, осторожный, внимательный… Ну, и работать, конечно, чисто… И «щипать», и «писать»[32], и «рыбалить»[33]. Я вообще все умел…
— Тихо, — перебил Лис. — Приготовься.
Окно на втором этаже погасло. Горгуля замолк. Через минуту-две парадная дверь открылась. На улицу вышел Сочнев, на ходу застегивая куртку, и открывая зонт.