Вивьен резко свернула вправо и остановилась у тротуара, вызвав бурную реакцию водителей, ехавших сзади. Она оставила руль и повернулась к Расселу:
— Давай объяснимся начистоту. Ты мог навешать лапши на уши капитану этой своей историей об искуплении, но меня провести куда труднее.
Рассел молча смотрел на нее. В его непонятном и вроде бы беззащитном взгляде ей почудилась насмешка, и потому она продолжала с несвойственной ей резкостью:
— Люди не меняются, мистер Рассел Уэйд. Каждый представляет собой то, что представляет, и занимает свое определенное место. Сколько ни крутись, все равно там окажешься. И не думаю, что ты исключение из этого правила.
— Отчего же?
— Ты явился сюда с ксерокопией листа, который дал тебе Зигги. Это означает, что оригинал, тот, что в пятнах крови, все еще у тебя. И он послужил бы тебе доказательством для Федерального бюро расследований, Агентства национальной безопасности или черт знает еще для кого, если бы мы не поверили тебе или отказались разговаривать.
Вивьен разгорячилась и продолжала с еще большим напором:
— Если бы мы почему-либо попросили тебя выложить содержимое твоих карманов на стол, то нашли бы только ксерокопию бумаги, которую ты мог преспокойно отправлять куда угодно и кому угодно в зависимости от твоей фантазии. Тем более что к подмене одного другим, мне кажется, у тебя явная предрасположенность.
Слова эти, похоже, нисколько не задели ее спутника. Он остался невозмутимым, и это говорило о его самоконтроле или о привычке. Несмотря на весь свой пыл, Вивьен склонялась ко второй гипотезе.
Она взялась за руль, отъехала от тротуара и вновь направилась на Кони-Айленд. Следующий вопрос Рассела застал ее врасплох. Наверное, ему тоже хотелось составить определенное мнение о своей спутнице.
— Обычно детективы работают в паре. Почему у тебя нет напарника?
— Теперь у меня есть ты. И твое присутствие только подтверждает причины, по которым я обычно работаю одна.
После этого сухого ответа в машине воцарилась тишина. Вивьен направлялась в Даунтаун и теперь двигалась по Бруклинскому мосту. Когда миновали Манхэттен, она включила радио и настроилась на станцию, которая передавала негритянскую музыку, потом проехала по Бруклин-Квинс-экспрессвей и свернула на Гованус-экспрессвей.
Рассел смотрел в окно. Когда зазвучала особенно ритмичная музыка, он, видимо сам того не заметив, начал отбивать ногой такт.
Вивьен поняла, что ответственность за сложившуюся ситуацию обрушилась на нее в самый неподходящий момент. Мысли о Санденс и странном поведении отца Маккина мешали ей рассуждать спокойно. Или во всяком случае вынудили твердо высказать суждение, которого никто не спрашивал.